Эдуард Берзин - Юго-Восточная Азия и экспансия Запада в XVII – начале XVIII века

Бирманский король потребовал также, чтобы Бинья Дала сам казнил своего зятя, сына де Бриту, как соучастника святотатства [107, с. 72].

Чиангмай — некогда независимое королевство на севере современного Таиланда, в середине XVI в. завоеванное Бирмой, в 1599 г. перешедшее под власть Сиама [41, с. 255].

Католический миссионер Бовес, посетивший Нижнюю Бирму в это время, писал: «Печальное зрелище являли берега рек, обсаженные бесконечными рядами фруктовых деревьев, где теперь лежали в развалинах позолоченные храмы и величественные строения. Дороги, поля были усеяны черепами и костями несчастных пегуанцев, убитых или погибших от голода. Тела сбрасывали в реку в таком количестве, что множество трупов преграждало путь кораблям» [138, с. 23].

Впрочем, с разоренных монских крестьян в это время вряд ли можно было что-то взять, и даже в последние годы своего правления де Бриту пополнял свою казну главным образом за счет духовенства.

О размахе голландской посреднической торговли между Сиамом, с одной стороны, и Японией и Китаем, — с другой, можно судить по тому, например, что в первой четверти XVII в. голландские купцы ежегодно ввозили в Паттани одного только китайского белого шелка на 100 тыс. реалов [216, т. I, с. 55].

Голландцы, завязавшие в 1618 г. выгодные торговые, сношения с Камбоджей, уклонились от участия в сиамо-камбоджийском конфликте и даже временно закрыли свои фактории в Сиаме. В знак признательности за это Чей Четта II в 1623 — г; разрешил им открыть новую торговую факторию в г. Удонге, ставшем в 1620 г. столицей королевства, а также предоставил им значительные торговые привилегии (10, с. 28–29; 104, с. 75].

От этого последнего названия произошло название «Тонкин», употреблявшееся европейцами в XVII в. для обозначения Северного Вьетнама.

Источники излагают эту историю довольно противоречиво. Так, глава английской фактории в Хирадо Ричард Кокс, в 1614 г. доносивший начальству, что Т. Пикон «убит королем», в 1617 г. выдвигает уже другую версию: «Т. Пикон утонул при столкновении судов» [162, с. 12].

К началу 80-х годов было окрещено 100 тыс. филиппинцев, к 1586 г. — 170 тыс., к 1594 г. — 286 тыс. К 1600 г. численность христиан здесь возросла до 300–400 тыс. при общей численности населения колонии 700 тыс. В первой четверти XVII в. испанцам удалось добиться почти полной «христианизации» своих владений [11, с. 27; 26, с. 51].

В первый период колонизации губернаторы значительную часть земель вместе с людьми отдавали в управление отдельным офицерам или чиновникам — энкомьендеро.

Филиппины в XVI–XVII вв. действительно были убыточной колонией испанской короны. Разницу между расходами на содержание административного аппарата и духовенства и доходами покрывала дотация из королевской казны. Но фанатичный католик Филипп II еще в 1572 г. в ответ на предложение своих советников уйти с Филиппин гордо заявил: «Я знаю, что Филиппины, дриносят тяжкий убыток нашей казне. Но мой священный долг, завещанный мне любимой бабушкой, проповедовать нашу святую, католическую веру в языческих землях за морем. Ради обращения жителей Филиппин я буду с радостью тратить сокровища Индии и даже свои собственные» [279, с. 265].

Вопрос об оставлении Филиппин поднимался еще при королях Филиппе III (1619) и Филиппе IV (1621), но под давлением духовенства испанские короли каждый раз решали сохранить эту колонию, несмотря ни на какие убытки.

Согласно голландским источникам, Пауло действительно сообщил генерал-губернатору ван Димену об отплытии «Реформации» [242, с. 262].

В 1628 г. голландский агент в Аче доносил в Батавию: «Мы вынуждены платить чиновникам короля Аче за ввоз тканей и ввоз перца такие налоги и пошлины, что накладные расходы достигают 21–22 %… Времена переменились. Если прежде можно было вести торговлю в разных местах свободно и без помех, то теперь ачехцы заняли весь западный берег Суматры и держат жителей в таком страхе, что они не смеют торговать с нашими судами» [101, 1628, с. 341].

В обмен на помощь против португальцев голландцы обещали султану построить для него в Джохоре крепости европейского образца, снабжать оружием и оказывать военную помощь против Аче.

Они вернули Абдул Джалилу только половину джохорскнх пушек, захваченных ранее португальцами, а остальную артиллерию отдали Аче и мелким малайским княжествам, очевидно чтобы уравнять в известной степени баланс сил между местными правителями [45, с. 59].

Из-за специфики источников мы ведь практически не знаем, сколько — претендентов на трон в Бирме и других странах региона, поднимая мятеж, апеллировало к крестьянам, обещая им «лучшую жизнь».

Бирма, как и другие буддийские страны Юго-Восточной Азии, была страной массовой грамотности, поскольку все дети мужского пола получали начальное образование в монастырях.

О том, что Анаупхелун первым стал демонстрировать внимание к нуждам простого народа, повесив у своего дворца колокол для жалобщиков, мы уже писали.

Вопреки мнению ряда современных историков, это не было связано с отказом от завоеваний. Вести войну с Сиамом можно было и из Верхней: Бирмы. И такая война действительно велась при преемнике Талуна в 1660–1661 гг. К тому же организация и вооружение 400-тысячной армии говорят сами за себя. Просто разоренный и обезлюдевший город Пегу стал неудобным местом для столицы [107, с. 85].

Этих документов к тому времени, видимо, вообще было немного, как из-за непрочности письменного материала, так и в силу преобладания традиционного права. Поэтому правительство утверждало или экспроприировало владельцев, исходя не из юридических, а из политических соображений.

Все налоги фиксировались, и сборщик налогов обязан был иметь при себе и предъявлять налогоплательщикам документ с точными цифрами обложения каждого участка земли. За нарушение этого правила по указу Талуна ему могли отрубить руки и ноги [250, с. 179].

Впоследствии (в особенности при преемнике Прасат Тонга Нарае), когда ясно обозначился курс на монополизацию всех основных отраслей внешней торговли, те из местных купцов, которым не удалось так или иначе пристроиться к государственному внешнеторговому аппарату, заняли по отношению к королю явно враждебную позицию.

Китайцам и голландцам на известных условиях было разрешено посещать Японию.

С точки зрения сиамской феодальной идеологии считалось страшнейшим унижением для короля вступить в переговоры с простым смертным.