Николай Морозов - Новый взгляд на историю Русского государства

Представления эти можно считать более или менее соответствующими европейским сказаниям, а хронологические прикрасы сами собой выясняются при нашем изложении.

«Когда, — говорит сын арабского шаха [347] Тизенгаузен, 1, с. 456. Тохта (который по русским летописям разгромил в 1328 году Москву), — султан Дештский и Татарский увидел, что Тимур убил Хуссейна, кровь сердца его вскипела и забушевала вследствие родства и соседства с Хусейном. Приготовил он несметную рать и двинулся в бой с Тимуром, а Тимур выступил против него из Самарканда. Сошлись они оба на окраинах Туркестана близ реки Ходженской, т. е. реки Сейхуна. Между обоими войсками установился обмен военных дел, и мельница войны не переставала вращаться до тех пор, пока не измолола войска Тимурова. Но вдруг из его остатка выехал человек по имени сеид Берке, слез со своего коня, схватил горсть песку, пустил его в лицо неприятелю-губителю и крикнул громким голосом: „Враг побежал!“

Тимур закричал тоже самое своим зычным голосом, как у человека, созывающего жаждущих верблюдов и кричащего: „джаут! джа-ут!“.

И повернулись войска Тимура, как возвращаются коровы к своим телятам, и снова принялись за бой со своими противниками и супостатами. Не оставалось в войске его ни молодого, ни старика, кто бы ни кричал: „враг побежал!“

И вот рать Тохтымыша отступила, обратилась в бегство и по пятам ее последовали возвращавшиеся ранее вспять. Войско Тимурово наложило на них меч и дало им пить чашу смерти. Захватили воины Тимура имущество и скот их и забрали в плен главных начальников и свиту...

И направился Тимур в Дешт-Кипчакские земли, усердствуя по части быстроты и спешности».

«Эта область исключительно Татарская [348] Там же. С. 459. , переполненная разными животными и турецкими племенами, со всех сторон огражденная и во всех частях возделанная, обширная по объему, здоровая водою и воздухом. Люди ее —мужи в полном смысле, воины ее — превосходные стрелки. По языку — это самые красноречивые турки, по жизни — самые праведные, по лицу — самые прекрасные, по красоте — самые совершенные. Женщины их — солнца, мужчины их — полнолуния, цари их — головы, бояре их — груди. Нет в них ни лжи, ни обмана, нет между ними ни хитрости, ни лукавства. Обычай их ездить на телегах с уверенностью, не знающей страха. Городов у них мало и переходы их продолжительные. Границы Дештской земли [349] Там же. С. 459. с юга — море Кользумское, да море Египетское (по дальнейшему описанию — Черное), завернувшее к ним из области Румской (Ромейской). Эти два моря почти что сталкиваются, не будь промеж них гор Черкесских, составляющих между ними „грань непроходимую“, вплоть до Китайских пределов, принадлежащих владениям Монголов и Хатайцев (Хетов-готов?).

„С севера его — Ибирь(??) и Сибирь, пустыни и степи да пески, нагроможденные точно горы. И сколько этой степи, где бродят только птицы и звери. С запада Дештской земли — окраины земель Русских и Болгарских, да владения христиан-нечестивцев (т.е. католиков); к этим окраинам прилегают и Румские (ромеиские) владения, лежащие по соседству с землями, подвластными Туркам-Османам“.

„Выезжали, бывало, караваны из Харезма (Хорасана) и ехали себе на телегах спокойно [350] Там же. С. 460. без страха и опаски вдоль до самого Крыма“...

„Не возили они с собою ни продовольствия, ни корму для лошадей и не брали проводника вследствие многочисленности тамошних народов, да обилия еды и питья у живущих там людей. Путешествовали они от одного племени до другого и останавливались только у того, кто сам предлагал у себя помещение... Ныне же в тех местностях, от Харезма (Хорасана) до Крыма, никто из тех народов и людей не живет и нет там другого общества кроме газелей (их тут никогда не было!) и верблюдов“.

„Столица Дешта—Сарай [351] Там же. С. 460. . Это город мусульманской постройки, чудной крепости. Султан Берке, да помилует его Аллах, приняв ислам, построил его, избрал столицею своего царства и возлюбил его. Он побудил народы Дешта ко вступлению на пастбище Ислама, и вот почему Дешт стал сборным местом всякого добра и блага, так что к прежнему прозванию „Кипчак“ прибавилось еще прозвание „Берке“ (т.е. Благодатный). А теперь Хаджи Исаи-еддин, сделавшийся начальником в Самарканде, продекламировал мне следующее свое стихотворение в Астрахани, одном из Дештских городов, претерпев на пути туда разные невзгоды:

„— Я слышал, что Берке находится в степи, прозванной по своему султану — степью благодати. Дал я верблюдице моего путешествия остановиться на одной из окраин этой степи, но не нашел там никакого Берке (т.е. благодати)“.

Мне кажется, что здесь мы видим уже разочарование человека, начитавшегося про чудеса в Дештском царстве, но не нашедшего их при действительном путешествии.

А далее мы видим, что в этом царстве было введено „ханефейское“ (т.е. ханобожеское) правоверие, „допускающее употребление вина“. Считая, что имя Иоанн, по-испански Хуан, сократилось (по мавро-арабски) в Хана и стало синонимом духовного властелина, мы можем предположить, что здесь под именем ханифеев (т. е. хуанобожников) подразумеваются Иоанниты. И это тем более уместно, что духовно-рыцарский орден крестоносцев-иоаннитов, носивший черные плащи с белым крестом на груди, был основан в Иерусалиме Раймондом Дюпюи в 1118 году и продолжал работать на ближнем Востоке до 1522 года, после чего Иоанниты, возвратившиеся в Европу, стали называться Мальтийскими рыцарями, а оставшиеся в Крыму переродились, по-видимому, в Караимов. Рассмотрим же на этом фоне дальнейшие сообщения „сына арабского шаха“.

„Когда Берке-хан, — продолжает он,— был пожалован почетною одеждою ислама и водрузил в Дештских землях знамена в честь ханефейского исповедания, то он пригласил к себе ученых из всех краев и шейхов со всех сторон и концов, чтобы они научили людей уставам своей религии и указали им за это богатые подарки, и на тех из ученых, которые пришли на его призыв, излил целые моря даров. Он оказывал покровительство науке и ученым, уважал законы бога всевышнего и уставы пророков. Были у него в это время, а после него у Уз-бека и у Джани-бека наш мулла Кутбеддин, ученейший Эррази и другие знаменитости ханефейские и шафийские...“ „При содействии этих сеидов Сарай сделался средоточием науки и рудником благодатей. В короткое время в нем набралось [352] Там же. С. 463. здоровая доля ученых и знаменитостей, словесников и искусников, и всяких людей заслуженных, подобная какой не набиралась никогда ни в разных частях Египта [353] Не забудем, что арабское название Мазр, есть только особое произношение европейского Миц-Рим, т. е. Развеянный Рим (см. «Христос», кн. II, 198, 220). , не в деревнях его. Между построением Сарая и разрушением его и тамошних мест прошло 63 года. (А Латинская крестоносная империя на Балканском полуострове существовала около 60 лет, от 1202 до 1263). Это был один из величайших городов по своему положению и населеннейший по количеству народа. Рассказывают, что у одного из вельмож его сбежал невольник и, поселившись на месте, отдаленном от большой дороги, открыл там лавочку и торговал в ней, снискивая себе пропитание. Так прожил этот негодяй около 10 лет, и господин его ни разу не встречал его там, не сходился с ним и не видел его вследствие величины города и многочисленности жителей его. Он был на берегу реки, отделившейся от реки Итиль (считаемой за Волгу), относительно которой путники, летописцы и странствователи согласны, что больше ее нет ни одной в числе проточных рек и пресных нарастающих вод. Выходит она из земли Русских и нет от нее никакой другой пользы, кроме той, что она радует души. Впадает она в море Кользумское (Каспийское), хотя оно закрыто и окружено несколькими Персидскими владениями: Гиляном, Мазендараном, Астерабадом, Ширваном. Имя Саранской реки — Сингиля (а не Ах-туба, как у Волги), через нее переезжают не иначе, как на больших судах, не вступает в нее нога ни пешехода, ни всадника. И сколько рукавов отделяется от этой длинной и широкой реки, а каждый рукав больше Евфрата и Нила!“