Виктор Куперман - Симуляция психоза: семиотика поведения

Итак, полагаясь на круг представлений о протекании душевной болезни и конкретные задачи, вытекающие из мотива симуляции, мнимый больной маркирует некоторые из особенностей человеческого поведения/характера/речи как аномальные и воспроизводит их. Какие свойства отбираются при этом и почему? Клинический опыт подсказывает, что чаще прочих фальсифицируются симптомы психотического ряда. Рассмотрим причины такой востребованности. Отличительными чертами психоза служат, в частности, оторванность сознания от реальности; сотворение собственного мира; некритическое подчинение всей жизни субъективной реальности; некорригируемость убеждений; прагматическое безразличие к ситуационному фрейму или сценарию. Наивное сознание выбирает из этого списка внешние критерии: вычурность и нелепость поступков, устойчивость поведенческих аномалий во времени, независимость от коммуникативной ситуации и пр. Предположительно, именно такие состояния в наивном видении являются «истинными» психическими заболеваниями, полностью освобождающими человека от рациональности в поведении, адекватности в общении и, главное, ответственности за деяния. Следовательно, они могут обеспечить максимальную успешность задуманного.

Мы предполагаем и другую, более значимую для гуманитарного исследования причину предпочтения психоза как предмета симуляции. По нашему мнению, имитация явлений психотического круга в сравнении с другой симптоматикой наиболее полным образом представлена и подготовлена культурным стереотипом симулянта-душевнобольного. Впервые отмечаемый в ветхозаветных писаниях семиотический комплекс свойств, предназначенных для воспроизведения симулянтом, дошел до наших дней без видимых изменений. Ниже рассматривается несколько примеров, которые принадлежат к разным жанрам, эпохам и культурам и демонстрируют распространенность обсуждаемого явления.

1. Давид положил слова эти в сердце своем и сильно боялся Анхуса, царя Гефского. И изменил лице свое пред ними, и притворился безумным в их глазах, и чертил на дверях, и пускал слюну по бороде своей. И сказал Анхус рабам своим: видите, он человек сумасшедший; для чего вы привели его ко мне? Разве мало у меня сумасшедших, что вы привели его, чтобы он юродствовал передо мною? неужели он войдет в дом мой? (i Царств 21:12–15)

2. Русскоязычный солдат Армии обороны Израиля на освидетельствовании у военного психиатра-израильтянина. Врач проводит с солдатом известный психологический тест: просит нарисовать дерево и описать картину. Солдат рисует дерево с цепью, кота и русалку и перефразирует вступление к «Руслану и Людмиле» Пушкина: «Это дуб. На нем золотая цепь. Это ученый кот. Он идет направо — поет песни. Идет налево — рассказывает истории…» Солдат получает освобождение от воинской службы как психический больной.

3. Солдат Армии обороны Израиля в свободное время регулярно обходит военную базу и подбирает бумажный мусор. Поднимая каждую бумажку, он рассматривает ее и говорит: «Это не оно». За странное поведение его неоднократно вызывают на прием к психиатру, но не находят других видимых отклонений. Солдат продолжает добровольные обходы базы. Наконец его освобождают от службы. Получая приказ о комиссовании, солдат рассматривает документ и говорит: «Вот это — оно!».

4. Все дело сварганил шурин <���…> — Тебе ничего не придется делать, — втолковывал шурин, — ты только должен всем и каждому кричать в уши: «Я Наполеон!», или «Я Эмиль Золя!», или «Магомет!», если хочешь.

<���…> новый вице-король Индии снял толстовку, разодрал на себе мадеполамовую сорочку и на всякий случай вылил на голову бутылочку лучших копировальных железисто-галлусовых чернил первого класса. Потом он лег животом на пол и, дождавшись прибытия санитаров, принялся выкрикивать:

— Я не более, как вице-король Индии! Где мои верные наибы, магараджи, мои абреки, мои кунаки, мои слоны?

Но ведь вы поймите, — еще ласковей сказала докторша, — вы не вице-король, все это бред, понимаете, бред!

— Нет не бред, — возразил Берлага, знавший, что первым делом нужно упрямиться.

При виде посетителей больные проявили необыкновенную активность. Толстый мужчина скатился с кровати, быстро встал на четвереньки и, высоко подняв обтянутый, как мандалина, зад, принялся отрывисто лаять и разгребать паркет задними лапами в больничных туфлях. Другой завернулся в одеяло и начал выкрикивать:

— И ты, Брут, продался большевикам!

Этот человек, несомненно, воображал себя Каем Юлием Цезарем. Иногда, впрочем, в его взбаламученной голове соскакивал какой-то рычажок, и он, путая, кричал:

— Я Генрих Юлий Циммерман!

— Уйдите! Я голая! — закричал третий. — Не смотрите на меня. Мне стыдно. Я голая женщина.

Между тем он был одет, и был мужчина с усами.

Может быть, можно переменить бред? — трусливо спрашивал Берлага. — Что если я буду Эмиль Золя или Магомет?

— Поздно, — сказал Кай Юлий. — Уже в истории болезни записано, что вы вице-король, а сумасшедший не может менять свои мании, как носки (И. Ильф, Е. Петров, «Золотой теленок»),

5. Алексей Ленточкин имитирует безумие, чтобы получить безнадзорный доступ в закрытый скит. Приходит в клинику в тревожном состоянии, нагим, со следами побоев. Без конца повторяет: «Credo, credo, Domini». Кроме того, говорит мало и бессвязно. Поселяется в теплице ботанического сада. Дневное время проводит нагим, преимущественно на ветвях деревьев. Не моется, не стрижет волос. Не принимает еду от людей, питается фруктами с деревьев (Б. Акунин, «Пелагея и черный монах»).

6. Семен Скориков изображает слабоумного мальчика Мотю: «Сенька поежился под цепким змеиным взглядом, которым одарил его Упырь, и пустил с отвисшей губы нитку слюны».

— Бу, бу, — ответил мальчик Мотя и затряс головой, замахал руками. Чтобы потянуть время, произнес целую речь на психическом языке. — Улюлю, га-га хряпе, ардыбурды гулюмба, сурдык-дурдык ого! Ашмы ли бундугу? Карманда! Сикось-выкось шимпопо, дуру-буру гопляля… (Б. Акунин, «Любовник Смерти»),

7 . Бургомистр. <���…> Поздравляю вас, у меня припадок каталепсии. ( Застывает с горькой улыбкой на лице.) <���…> Поздравляю вас, у меня легкое помешательство. (Упирает одну руку в бок, другую изгибает изящно.) Я — чайник, заварите меня! <���…> Вскипятите меня! <���…> Поздравляю вас, у меня зашел ум за разум. Ум! Ау! Отзовись! Выйди!

Бургомистр. Конечно. Хорош сын. Совершенно забыл, как тяжко болен его бедняга отец. (Кричит.) О люди, люди, возлюбите друг друга! (Спокойно.) Видишь, какой бред (Е. Шварц, «Дракон»),

8. — Легче всего, — сказал один из симулянтов, — симулировать сумасшествие. Рядом в палате номер два лежат два учителя. Один без устали кричит днем и ночью: «Костер Джордано Бруно еще дымится! Возобновите процесс Галилея!», а другой лает: сначала три раза медленно «гав, гав, гав», потом пять раз быстро «гав, гав, гав, гав, гав», а потом опять медленно, — и так без передышки. Оба не выдержали больше трех недель (Я. Гашек, «Приключения бравого солдата Швейка»).