Сборник статей - Софиология

Толкование отталкивается от текста Священного Писания. Сначала дается детальное истолкование Прит 8:30, после чего этот стих связывается с основным текстом (Быт 1:1). В результате Тора представляется как художник, причем утверждается, что она была этим художником при сотворении мира, и тем самым стих Прит 8:22 получает новое толкование: художник превращается в архитектора. В Берешит Рабба 1:4 утверждается, что сотворение Торы предшествовало сотворению мира и более того, что мир и все, что в нем, были сотворены ради Торы и ради Моисея. Однако, помимо Торы, сотворению мира предшествовали еще шесть вещей: Престол Славы, о котором сказано, что он утвержден искони (Пс 92:2), а также Праотцы, Израиль, Храм и Имя Мессии, сотворение которых было замыслено Богом. Таким образом, в историю творения оказывается включенной вся история Израиля, а не только шесть дней творения. Аналогичное толкование мы встречали в сочинении Филона Александрийского «О сотворении мира», обсуждавшемся выше, где говорится об умственном (интеллегибельном) космосе как о Логосе Бога, участвующем в сотворении вселенной (4:24). На сходство используемых образов (архитектора, чертежа) в толковании одного и того же места Священного Писания александрийской и раввинистической мыслью обращали внимание многие исследователи. Еще Мур заметил, что р. Ошайя трудился в Кесарии и был современником Оригена, благодаря которому мог познакомиться не только с идеями Филона, но и с трудами последнего [591]. Филон говорит о мире идей, сравнивая их с планом (чертежом), имеющимся в мыслях архитектора , получившим в свое время материальное воплощение («О сотворении мира» 4:17–22). Р. Ошайя же добавляет, что архитектор, более того, возводит дворец не «от себя» (сам), но пользуется планами и чертежами. Руния отмечает, что в еврейской традиции нет свидетельств о Всевышнем как об архитекторе до того, как эта идея представляется Филоном [592]. То, что сотворение мира связано с последующей Священной историей, утверждается и в Берешит Рабба 3:5, однако на этот раз мидраш использует другой прием, отталкиваясь лишь от одного понятия – «свет». В результате устанавливается соответствие понятия света книгам Торы. Творение здесь соответствует Торе и, что важнее, Тора соответствует Сотворению мира. Оказывается, что Тора была до сотворения мира не просто проектом (планами или чертежами) сотворения мира, но и проектом Священной истории! В Берешит Рабба 10:1 приводится новый аргумент: небеса и земля имеют меру, но Тора нет. Похожую мысль мы встречали у Филона Александрийского, у которого Тора сравнивалась с природным законом и оставалась на все будущие времена как бессмертная, как солнце и луна, как земля и небеса («О жизни Моисея» 2:14). Если в предыдущих примерах речь шла о зарождении (точке отсчета, начале) Торы, то здесь речь идет о другой стороне вечности, о которой упоминает Филон Александрийский («О жизни Моисея» 2:14). В Сифрей Втор говорится о Торе как о самом дорогом, сотворенном прежде всего (37:8). Мидраш Техилим приводит Тору в числе семи вещей, сотворенных до основания мира (72:6; 90:5), и в числе шести – существовавших за две тысячи лет до сотворения мира (90:12). Вавилонский Талмуд также свидетельствует о том, что Тора – сокровище, сокрытое Всевышним до сотворения мира («сладость сокрытая» в течение 974 поколений, которой наслаждался Господь каждый день, пока не передал ее Моисею (Шаб 88б, Цеб 116а)). Для всего последующего раввинистического иудаизма понимание Торы как мудрости Всевышнего (вечного богооткровения), существовавшей искони, ради которой и согласно которой Всевышний творил мир, вечной и совершенной, явилось основополагающим,

На рубеже эпох связующим звеном между образованными языческими кругами, иудаизмом и христианством стала античная философия, В Новое время в среде русской интеллигенции как ответная реакция на западную философию стало формироваться учение о Софии. Основоположником русской софиологии выступает В.С. Соловьев, критический анализ работ которого свидетельствует о его интересе к гностицизму и другим формам мышления позднеантичной и раннехристианской эпохи – неоплатонизму, иудаизму, раннехристианской апологетике [593], Предложено интерпретировать философию всеединства как опыт синкретизма, морфологически сходный с позднеантичным синкретизмом, продуктом которого является гностицизм. Однако, по нашему мнению, истоки русской софиологии следует искать скорее в текстах Священного Писания, в той части, которая в еврейском каноне носит название «Ктувим» («Писания», библейская литература мудрости, представляющая универсалистские тенденции еврейской мысли древности), и в текстах раввинистического иудаизма, пришедшего на смену иудаизму библейскому Так, в отличие от гностического толкования падения Софии, мировой процесс в понимании раввинистического иудаизма – это воплощение и реализация истинно-сущего, а не падение и помрачение кумира [594], Поскольку совокупность всех природных явлений в их нескончаемом потоке не может составить абсолютной сущности, Соловьев определяет сущность как надприродный мир идеальных сущностей, то есть идей, называя этот мир идей Божией Премудростью, Софией. Абсолют имеет в себе вечные идеи всех вещей в премудрости и благодаря Своей Премудрости [595]. Сущности-идее-любви, составляющей общее естество-наличность всех трех ипостасей, Соловьев приписывает имя

Софии, Премудрости Божией. Современный исследователь каббалы и одновременно творчества Соловьева К. Бурмистров отмечает, что в 1880-е годы Соловьев начинал серьезно заниматься изучением истории еврейского народа, иврита и классической литературы иудаизма. Работа Соловьева «Талмуд и новейшая полемическая литература о нем», написанная в 1874 году, свидетельствует о знакомстве автора с основополагающими текстами раввинистического иудаизма. Соловьев изучал Библию, особенно книгу Бытия, на древнееврейском, хотя и оставался в рамках собственного мировоззрения (не следует забывать и тот духовный опыт, который он получил в юности). Развитием понятия софии Соловьев занимался в течение всей своей жизни, начиная с трактата «La Sophie», написанного им еще в молодости (1876), до его зрелой работы «La Russie et l′Eglise Universelle» (1889). В своем конечном виде софия стала понятием «универсальной субстанции», «субстанции Божественной Троицы», а также «истинной причиной творения и его целью, принципом („началом“), в котором Бог созерцал небо и землю». Современный православный богослов М. Аксенов-Меерсон считает, что основу соловьевской системы составляет платоновский идеализм [596]. Хотя, на наш взгляд, приведенные выше примеры раввинистической литературы и знакомство Соловьева с огромным лабиринтом Талмуда [597] свидетельствуют скорее о его восприятии раввинистической идеи премудрости Божией (Торы, Софии, Любви), укорененной в Священном Писании. Неудивительно проникновение Соловьева в «тайная тайных» еврейской древней мудрости о порождении Богом мира в Его разуме Премудростью Своей, о чем он еще раз упоминает в работе «История и будущность теократии». Е.Н. Трубецкой (1863–1920), последователь Вл. Соловьева, по словам В.В. Зеньковского «всегда остававшийся при этом самим собой», писал в своей работе «Смысл жизни», что предвечная София является в совершенной красоте и поэтому изображается в Писании как замысел художественный [598]. Раввинистическое представление о Торе, являющей собой универсальную мудрость, данную в богооткровении, прекрасно вписывается в софиологическую систему Трубецкого. Как и мудрецов эпохи Мишны и Талмуда, его волнуют вопросы временного и вечного, предвечного замысла и его осуществления: полнота божественной жизни и всеединое сознание, в котором он видит конечную цель всей истории человечества [599].