Абрам Рейтблат - Писать поперек. Статьи по биографике, социологии и истории литературы

При этом контролировался не только институт литературы в целом, но и каждое его звено. Писатели были вынуждены писать только то, что можно было опубликовать и за что можно было получить гонорар, причем в соответствии со степенью лояльности автора, его готовности откликаться на формулируемый запрос менялись и гонорарная ставка, и число выпускаемых книг, и т.д.

Издатели были зависимы от руководства печатью, утверждавшего план, цензуры, дававшей разрешение на публикацию, партийных органов и Комитета государственной безопасности, следивших, чтобы не просочилось что-нибудь крамольное, и т.д. Книготорговцы обязаны были торговать тем, что издано, с их пожеланиями практически не считались. Критики сотрудничали в периодических изданиях, которые требовали писать так, а не иначе, или критик не смог бы публиковать свои рецензии и статьи. Читатель же рассматривался только как объект воздействия, обратная связь отсутствовала – на деле мнением читателя никто не интересовался 37.

Из сказанного понятно, что литература не была отделена от государства и экономически, поскольку все издательства и периодические издания принадлежали государству; важно было не получить прибыль, а решить задачи идейного воспитания.

Только после падения советского режима ситуация изменилась. С начала 1990-х гг. стали возникать частные издательства и периодические издания, и к настоящему времени можно говорить, что литература как литературный институт, политически и экономически независимый от государства, вновь существует в России.

Правда, нужно оговорить, что во многом это связано с тем, что социальная значимость ее значительно уменьшилась – сейчас намного большее значение имеют (в выполнении, по сути дела, тех же функций) кино и особенно телевидение, а их государство контролирует почти полностью.

2011 г.

В культуре любого общества существуют некие общие мыслительные схемы, позволяющие упорядочивать и  осмыслять природную и  социальную реальность. Принято считать, что на ранних стадиях исторического развития их источником была мифология, а  позднее – наука, философия, искусство, мораль и  т.д. В  определенной степени эти суждения справедливы, но нам представляются более верными взгляды исследователей, полагающих, что мифы (или мифологемы), пусть существенно ограниченные в  своей значимости и  социальной действенности, продолжают существовать и  сегодня.

Правда, теперь они влияют на жизненное поведение в  гораздо меньшей степени, будучи ограничены научными и  практическими знаниями, отсутствием соответствующих социальных ритуалов и  т.д. И  тем не менее игнорировать их, оставлять без рассмотрения и  анализа в  научной работе и  в  политической деятельности, как нам представляется, неправильно.

Ряд исследователей в  качестве «базового отечественного мифа» рассматривают «миф об исключительности России, об уникальности ее исторического предназначения и  культуры, о  превосходстве российского (“русского”, “советского”) человека» 38. При наличии ряда общих ключевых положений у  этого мифа есть несколько хорошо известных вариантов: о  Москве как «третьем Риме» (XV—XVI вв.); славянофильско-мессианский («соборный»); большевистский о  всемирно-исторической роли СССР. Однако уже почти два столетия существует еще один – гораздо менее влиятельный, однако по-своему весьма примечательный.

В этой работе мы хотели бы рассмотреть судьбу этого варианта «русского мифа», до сих пор, насколько нам известно, не привлекавшего к  себе исследовательского внимания.

Речь идет о  мифе исторического приоритета русского народа, якобы возникшего в  глубокой древности, тогда же создавшего письменность и  определявшего судьбы мира. Создателем его был карпаторосс Георгий Гуца, получивший в  России известность как Юрий Иванович Венелин (1802—1839), – уроженец северной Венгрии, выходец из русско-румынской семьи, сын священника. Он учился в  гимназии в  Венгрии, потом в  Львовском университете, потом на медицинском факультете Московского университета. Человек талантливый, эрудированный, но дилетант в  истории и  филологии, чуждый научным традициям и  свободный от научных авторитетов, при поддержке М. Погодина он написал и  в  1829 г. опубликовал в  Москве объемистую монографию «Древние и  нынешние болгаре в  политическом, народописном, историческом и  религиозном их отношении к  россиянам: Историко-критические изыскания». Привлекая обширный исторический, этнографический и  лингвистический материал, он, вопреки мнениям того времени, справедливо доказывал, что болгары принадлежат к  числу славянских, а  не тюркских народов. Однако, прослеживая исторические корни болгарского народа и  развивая далее свои построения, он утверждал, что гунны – малоизученный кочевой народ IV—V вв. н.э., создавший мощное царство в  Европе, – это болгары. Венелин писал, что примерно в  360 г. гунны-болгары ушли с  Волги и  далее до конца столетия на территории России вели борьбу с  готами, в  которой и  победили. Россияне же «были их соотичами, сподвижниками их трудов и  соучастниками их славы. Век Аттилы [вождя гуннов] есть тот период европейской истории, в  которой сродные между собою жители Руси и  Волги утвердили надолго свою безопасность со стороны готов и  римлян, и  влияние на соседей» 39.

В дальнейшем изложении уже оказывалось, что «Гунно-Аваро-Хазарская держава собственно была царство русского народа <���…> имя Гунны <���…> означало и  болгар, и  малороссов, и  великороссов» (с. 195). Заключал свои рассуждения Венелин следующим пассажем: «Мы видим в  сей эпохе Россию первостепенною державою, европейскою и  азиатскою вместе, и, после разделения Римской империи, первейшею в  мире» (с. 199). (В книге «Древние и  нынешние словене», вышедшей посмертно, в  1841 г., Венелин и  этрусков называл славянами.)

Книга Венелина была замечена и  отрецензирована специалистами, однако отзывы были по большей части весьма скептическими. Так, насмешками встретили книгу М.Т. Каченовский и  Н.Я. Бичурин 40. Н.А. Полевой утверждал, что в  книге выразилось «ученое невежество», и  писал, что «нельзя читать книги г-на Венелина не смеясь, и  смеяться, не досадуя, что в  наш век еще осмеливаются выползать на белый свет литературные чудовища такого рода» 41. Собственно говоря, положительно о  книге отозвались только М.П. Погодин 42, по инициативе (и на средства) которого была издана работа Венелина, и  приятель Погодина, специалист по древнеримской литературе А.М. Кубарев, особо подчеркивавший, что «во всем сочинении виден истинный патриотизм» 43.