Антон Нестеров - Колесо Фортуны. Репрезентация человека и мира в английской культуре начала Нового века

А дальше: капеллан короля, настоятель собора Святого Павла, проповедник… Однако при чтении его проповедей невозможно отстраниться от мысли, что их адресат – не столько паства, сколько он сам. Он убеждает себя, раз за разом он отстраивает собственную веру. В чем-то это не столько проповеди, сколько покаяния. В них очень явственно звучит: «Господи, я недостоин, но скажи только слово…» [777]

Он так же, как и раньше, склонен к парадоксам, к фантастическим метафорам. Чего стоят его утверждения о том, что «у Трисмегиста, у Зороастра и у Платона… мы обнаружим представления о Троице, выраженные куда яснее и буквальнее, чем у всех ветхозаветных пророков», или о том, что «Гермес (Трисмегист) старше тех первых секретарей Святого Духа, что оставили нам Библию – он был их предшественником». [778]Астрономия, алхимия, натурфилософия и естественная история – все идет в дело, ибо: творение свидетельствует о Творце. По «Проповедям» Донна можно составить своего рода «словарь эпохи» – они подобны калейдоскопу, где цветные стеклышки века – его географические открытия и философские системы, политические потрясения и духовные искания образуют завораживающий узор – не столько доказательство бытия Божия, сколько – исповедание веры. Не отсюда ли упрек, брошенный Т. С. Элиотом, который назвал Донна-проповедника «волхователем от религии… плотепоклонником, колдуном, провоцирующим оргию эмоций»; [779]Донн стремится не к доказательству, а к убеждению, но именно в этом кроется столь сильное воздействие его проповедей.

Джон Донн. Первая проповедь, прочитанная перед королем Карлом…Лондон, 1625

Возможно, мы лучше поймем донновские проповеди, если обратимся к самой знаменитой из его прозаических книг – «Devotions upon Emergent Occasions…» Возможный перевод этого названия: «Обращения к Господу в час нужды и бедствий» или «Молитвы в час бедствия» (учитывая, что требник по-английски – «The Book of Devotions»), однако помня о том, насколько «модернистом» был для своего времени Донн, по-русски книгу эту хочется назвать иначе: «Взывая на краю» (но об этом – чуть ниже).

Писалась она зимой 1623 г., когда Донн слег с приступом тяжелейшей «лихорадки». Современные медики утверждают, что то был возвратный тиф, среди симптомов которого бессонница, бред, полный упадок сил и тяжелейшие боли во всем теле. На пятый или седьмой день наступает кризис, но даже если он миновал, сохраняется опасность последующего рецидива, приводящего, как правило, к смертельному исходу. Тем самым Донн подошел к самому краю могилы и лишь чудом остался в живых. В посвящении к книге Донн скажет, что он считает себя трижды рожденным: «Первый раз то было естественное рождение, когда я пришел в этот мир, и второй раз – рождение в сверхъестественный порядок вещей, когда я был рукоположен в сан, нынешнее же мое рождение – не сверхъестественное, но превышающее порядок природы, когда я вернулся к жизни после моей болезни». Опыт приближения к смерти, вынесенный Донном из болезни, стал основой «Обращений к Господу…».

О смерти он размышлял не раз; подобно царю Митридату, который ежедневным принятием малых доз яда сделал себя для него неуязвимым, Донн приучался смотреть без трепета в лицо «Владычице ужасов»: «Если апостол Павел мог произнести: "Я каждый день умираю: свидетельствуюсь в том похвалою вашею, братия, которую я имею во Христе Иисусе, Господе нашем" [780]и вторя тому, сказать: «Я гораздо более был в темницах и многократно при смерти», [781]то нет палача, который способен был бы вызвать трепет в святом, сказав: «Завтра ты умрешь», ибо ответом ему было бы: «Увы, я умер вчера, и вчера же исполнилось тому уже двенадцать месяцев, и семь лет, и было так каждый год, месяц, неделю и час, прежде чем ты сказал мне о том». Нет ничего ближе к бессмертию, как ежедневное умирание, ибо нечувствительность к смерти есть бессмертие; и тот лишь никогда не вкусит смерти, кто подготовлен к ней непрестанным размышлением: непрестанное переживание смертности есть бессмертие», [782]– говорил он, выступая перед паствой на Пасху 1619 г.

Последняя проповедь Донна, прочитанная им в предчувствии собственного конца, его автоэпитафия, получила название «Дуэль со смертью». «Я не желаю, чтобы смерть забрала меня спящим. Я не хочу, чтобы она взяла меня без борьбы, чтобы ей достаточно было лишь объявить меня мертвым, – нет, пусть победит меня, пусть превзойдет в схватке», [783]– обмолвился он в одном из писем Генри Гудьеру

Однако «Обращения к Господу…» не просто размышления о смертности, они непосредственный опыт физического умирания, зафиксированный шаг за шагом. Так медики-экспериментаторы надиктовывали ученикам клиническую картину своей агонии…

Рукою Донна, когда он писал «Обращения…», в прямом смысле водила лихорадка. «Плотность», сложность текста объясняется той необычайной обостренностью, ускоренностью работы сознания, которые присущи порой болезни. Раскачивающийся, подобный прибою ритм этой прозы, переходы от отчаянья к надежде и обратно напоминают о море, штурмующем твердыню берега. Возможно, когда Донн писал свой текст, ему вспоминалось:

Джон Донн. Схватка смерти, или утешение душе ввиду смертельной жизни и живой смерти нашего тела.Лондон, 1633

«Объяли меня воды до души моей, бездна заключила меня; морскою травою обвита была голова моя. До основания гор я нисшел, земля своими запорами навек заградила меня; но Ты, Господи Боже мой, изведешь душу мою из ада». [784]

Книга – а в ней около 200 страниц – была закончена Донном в течение месяца. И тут же, по настоянию друзей, ушла под типографский пресс. Донн еще не настолько оправился от болезни, чтобы выходить из дома, а отпечатанный экземпляр уже лежал у него на столе. (Интересно, что бы сказали про такие темпы публикации современные издатели, для которых даже при компьютерном наборе месяц – срок непомерно сжатый? А ведь титульный лист книг XVII в. гравировался вручную…)

«Обращения…» состоят 23 разделов, соответствующих определенной стадии болезни. Каждый раздел включает в себя три части: «Медитацию», «Увещевание» и «Молитву». Разделам предпосланы латинские стихотворные эпиграфы: если прочесть их «сплошняком», они образуют аллегорическую поэму из 22 строк (и 359 слогов), написанную гекзаметром. Век Донна был особо внимателен к символическому значению чисел, и структура, использованная автором в «Обращениях…» отнюдь не случайно. Двадцать два – число строк поэмы, предпосланной основному тексту, несло в себе богатый спектр нумерологических ассоциаций: так, современник Донна, Стивен Батмен писал о двадцатерице, к которой прибавили двойку: