Вадим Руднев - Логика бреда

Одна из самых легких форм психопатологии – это так называемые идеи отношения. Это еще не бред. Просто человек слишком озабочен тем, как он выглядит, что о нем думают другие. Ему от этого очень неуютно. В учении Гурджиева это называется «внутренним учитыванием». Оно происходит от обыкновенного эгоизма. Человек слишком много носится с собой, поэтому ему так важно, как к нему относятся другие. Чтобы от этого избавиться, надо постараться забыть о себе и думать о других, т. е. практиковать внешнее учитывание [16]. Это, конечно, выглядит слишком плоско и нравоучительно: если думаешь о себе, ты плохой и тебе самому от этого плохо; если думаешь о других, молодец – и тебе хорошо, и другим польза. У Гурджиева и его учеников это выглядит не так примитивно, но смысл именно в этом. На самом деле идеи отношения – не такая уж и безобидная вещь. Человек все время озабочен вопросами: что думает о нем жена? а брат? а коллеги по работе, а прохожие на улицах? В этой точке идеи отношения перерастают в так называемый сенситивный бред отношения, характерный для параноиков.

Однажды мой ученик пришел делать доклад на конференцию, и ему стало казаться, что все присутствующие на него смотрят и только и ждут, чтобы он срезался. Тогда он, пока другие делали доклады, полностью переписал свой и выступил так удачно, что всех просто изумил. Но потом ему стало казаться, что председательствующий на конференции профессор недоволен и завидует ему. Всю ночь он не спал. И ему стало казаться, что все против него сговорились и готовы устроить ему какую-то пакость. Идеи отношения, таким образом, минуя бред, перешли в идеи преследования. Здесь можно обратиться к понятию согласованной шизофрении , когда развитие болезни идет, как будто больной выучил учебник психиатрии.

Отчего так бывает? Блейлер писал, что могут быть талантливые шизофреники, а могут быть и бездарные. Согласованный шизофреник – это бездарный душевнобольной. У него болезнь протекает, «как у всех». Бездарный шизофреник хуже здорового нормотика. Тот, по крайней мере, может выполнять какую-то работу, быть инженером или бухгалтером. А от шизофреника всегда ждут, что он будет гений. Это романтическое представление о безумии было посеяно Ломброзо и впитало в себя культурный опыт XX века. Если ты шизофреник, то, будь добр, пиши картины не хуже Ван Гога или музыку на уровне Шостаковича. Но он для этого слишком правильный больной. Он лекарства принимает регулярно. Какой уж тут Ван Гог! Да он и в обыденной жизни бесполезен. И таких будет все больше и больше, потому что шизофрения как большой культурный проект осталась в XX веке. И вообще это предрассудок, что раз гений, значит, непременно душевнобольной. Может быть, только короткий период это и было так.

Двадцатый век еще не показал себя. Непонятно, что это такое в культурном отношении, какие там будут доминанты, какие болезни. Ясно, по крайней мере, что все больше оборотов набирает компьютерная аддикция, своеобразный «психоз вдвоем с компьютером», где компьютер выступает как индуктор чего-то вроде бреда воздействия. Послушав многих людей, убеждаешься, что, если бы можно было, они бы вообще влезли в компьютер и ночевали бы там и видели электронные сны. Как это лечить, непонятно. Человек полностью аутизируется. Ведь по компьютеру можно заказать книги, еду, лекарства, все, что угодно. Отними у такого человека компьютер, и у него начнется ломка. Он ведь уже не может нормально общаться с живыми людьми, забыл, как это делается.

Но это еще не самое страшное. В конце концов, и алкоголиков, и наркоманов лечат, если они сами этого хотят. Страшнее всего – органический психоз. Мы его почти не видим. Это психоз людей из глухих деревень, где нет никаких компьютеров и даже телевизоров, и телефон, может, на всю деревню один в сельсовете. У этих людей почти нет шизо-. Их психика складывается мозаически как смесь истерика, циклоида и эпилептоида. Они крайне нестабильны. Грубы, склонны к алкоголизму, насилию и инцесту. В больших городах из таких людей формируются низшие звенья бандитских сообществ, так называемые «братки», для которых убить человека – что плюнуть. Таких людей становится все больше и больше. Почему? Потому что человеческая раса портится, города заполняются низами национальных меньшинств. Постепенно они могут вытеснить коренное городское население. У них свой согласованный бред. Психика этих людей почти не изучена. Когда я занимался этим вопросом, то практически никакой литературы не нашел. И немудрено. Ведь эти люди никогда не обращаются за помощью к психиатрам.

Согласованный шизофренический процесс напоминает классический художественный нарратив, например, драму или даже, скорее, трагедию. Бред отношения – экспозиция, бред преследования – завязка, бред воздействия – кульминация, бред величия – трагическая развязка. Но эта «сознательная» поверхностная наррация представляет шизофрению с точки зрения здорового homo narrativus. На самом деле шизофренический бред происходит симультанно. В центре так или иначе бред воздействия, а от него кругами расходятся отношение, преследование и величие. Бессознательная наррация также симультанна. Это звучит как парадокс – наррация ведь предполагает некое развертывание во времени, т. е. сукцессию. Но мы говорим о бессознательной наррации, где нет разграничения внутреннего и внешнего, реального и вымышленного, слова и вещи, высказывания о событии и самого события. Это «инкорпорирующая» наррация.

Однако если бы не было бессознательной наррации, то не было бы и «сознательной» обычной сукцессивной наррации. Недаром Лакан подчеркивал, что бессознательное структурировано как язык. А язык тоже нечто симультанное, но без него не может существовать сукцессивная речь. Согласованная «правильная» шизофрения – это речь. Настоящая подлинная шизофрения – это язык. Этот язык можно изучать, но применительно к шизофрении самим словом «язык» следует пользоваться с большой осторожностью. Прежде всего потому, что в этом «языке» практически нет означающего, плана выражения, денотативной сферы. Ведь мы только условно отождествляем бред с речью. На самом деле бредящий может вообще ничего не говорить. Он просто что-то видит или слышит, или осязает, чего с точки зрения стоящего рядом «нормального человека» не существует. Шизофреник в своем бреду оперирует чистыми смыслами. Мы не можем себе представить, чтобы вещь была одновременно словом, а предложение – событием, а шизофреник может, потому что в нашем смысле там нет ни вещи, ни слова, он просто галлюцинирует. Второй особенностью шизофренического «языка», производной от первой, является потеря арбитрарности. Если для шизофреника слово «стол» и вещь «стол» – это одно и то же, то они не могут быть не похожими друг на друга, как они непохожи для нас с вами. Тем более что в шизофреническом бреду стол может быть тем же самым, что очки или социализм. Нельзя сказать: стул – это социализм. Но можно сказать: этот больной думает, что стул – это социализм. Именно вследствие этих особенностей шизофренического «языка» бессознательная наррация является симультанной. Шизофреническое предложение «Вбегает мертвый господин» с синтаксической точки зрения вполне стандартно, но с семантической точки зрения – дефектно. Во-первых, мертвецы не бегают, во-вторых, их не называют господами, это обезмодаленные трупы. Как в мистерии Введенского «Кругом возможно Бог»: