Валерий Земсков - Образ России в современном мире и другие сюжеты

При этом каждая цивилизация имеет свои собственные специфические пантеоны, а они имеют свои отличия в составляющих эти цивилизации различных ареалах, культурно-литературных общностях, национальных культурах. В то же время на каждом из упомянутых уровней, помимо локальных или национальных пантеонов, возникают инонациональные пантеоны, что отражает множественность связей культуры-реципиента с различными цивилизациями и составляющими ее культурами.

Например, в русской культуре, помимо пантеонов, отражающих ее связи, скажем, с культурами Востока или Нового Света, существуют пантеон европейской цивилизации в целом, пантеоны ее отдельных ареалов: западноевропейский, центральноевропейский, северноевропейский, восточноевропейский, южноевропейский; пантеоны европейских культур, объединяемых по культурно-языковому принципу: германский мир, романский мир, славянский мир и т. п., и, наконец, пантеоны отдельных европейских культур.

Относительная множественность пантеонов связана также с социально-культурной стратификацией общества. Дробность социально-культурных слоев нарастает в Новое время и катастрофически увеличивается в Новейшее время. Эту разновидность пантеонов можно рассматривать с различных точек зрения. Например, возможно построение пантеонов с социологической точки зрения: крайними будут, с одной стороны, пантеон богемы или пантеон художественной элиты, с другой стороны, официально-государственный пантеон (специального анализа требует такое особое явление, как официальный пантеон в тоталитарном «закрытом» обществе, подчиненном сакрализованной идеологии, нетерпимой по отношению к иным ценностям). Между этими полюсами располагается неопределенная множественность пантеонов, отражающих социальнокультурную, идеологическую, эстетическую дробность общества, вплоть до отдельной личности (индивидуальные пантеоны).

Можно строить пантеоны с эстетической точки зрения: крайними в этом ряду будут, с одной стороны, пантеон андерграунда и пантеон «массовой культуры», с другой стороны, пантеон классический, а между ними – различные вариации, отражающие наличие разных эстетических движений, школ, групп и т. п.

Наконец, следует иметь в виду тип национальной культуры, о пантеоне которой идет речь, уровень ее сформированности, положение в структуре той цивилизационной общности, к которой она принадлежит. Очевидно, что центровые культуры, образующие цивилизационное ядро, в период расцвета формируют свои пантеоны, главным образом, из собственных ценностей и являются донорами для периферийных культур. Молодые, формирующиеся культуры, культуры с не определившейся или с «расколотой» идентичностью, как иногда определяют культуру русскую (исходные противоборствующие парадигмы – западническая и славянофильская), отличаются повышенными рецептивными интересами и потребностями. Здесь могут наблюдаться феномены противостояния различных пантеонов, преобладания в определенные моменты инонациональных ценностей или же, напротив искусственного построения собственных национальных пантеонов, иногда из малозначимых фигур (защитно-консервативный вариант).

Наконец, в любой культуре, не важно, центровой или периферийной, в определенные исторические моменты национального развития (например, угрозы утраты идентичности, национальной самостоятельности) может происходить защитная консолидация национального пантеона, ведущая к утрированию собственных ценностей.

Воплощением множественности пантеонов являются формы их существования – энциклопедии, словари, справочники, истории культуры и ее отдельных отраслей, учебная и прочая нормативная литература, наконец, славословные или, напротив, проскрипционные списки, составление которых – излюбленное занятие критики.

Это прежде всего двойная проблема рецепции автора/произведения и их адаптации в ином культурном контексте. То есть, с одной стороны, это традиционная, давно и детально разработанная проблема рецептивной эстетики в разных ее школах – герменевтики, семиотики, теории перевода и так далее. Однако рецептивная эстетика имеет дело, как правило, со связкой автор/произведение – читатель и касается часто, хотя и не всегда, этих отношений внутри одной и той же культурно-литературной традиции (в рамках теории перевода мы имеем дело прежде всего со связкой автор/произведение – переводчик – читатель иной культуры). В нашем же случае, т. е. в ракурсе проблемы инонационального литературного пантеона, вопрос рецепции выводится на уровень межкультурных, в более широком смысле – межцивилизационных отношений, и, следовательно, мы имеем дело со связкой культура – автор/произведение – культура. Здесь по аналогии можно было бы сказать, что мы вступаем в область рецептивной культурологии, поскольку речь идет о межкультурной/межцивилизационной коммуникации на уровне высших художественных, философско-эстетических ценностей и авторитетов, представляющих разные ареалы мировой культуры. Иными словами, это иной взгляд на старую проблему, но иной взгляд влечет за собой необходимость изменения методологической оптики – выработки культурологического/цивилизационного подхода к истолкованию механизмов рецепции автора/произведения и осмысления механизмов формирования литературного пантеона на соответствующем уровне.

Прежде всего, такой подход требует понимания, что проблема рецепции автора/произведения в межкультурной коммуникации предстает как проблема взаимодействия культур донора и реципиента во всем их объеме, как различных культурных/цивилизационных традиций. Даже если такое взаимодействие происходит внутри одной и той же цивилизации, это всегда будет конфликтное столкновение культур, требующее от культуры-реципиента серьезной герменевтической работы для преодоления барьеров «непереводимости» художественного текста, барьеров эстетического и культурно-нормативного непонимания, работы по интерпретации автора/произведения в своем культурном поле для превращения чужого в свое.

Обозначим и оставим в стороне, как требующую совершенно специального разговора, проблему блокировки, затрудненности восприятия культурой-реципиентом перевода автора/произведения, в высшей степени репрезентативных для культуры-донора, но мало восприимчивых в силу языково-стилистического, а значит, эстетического барьера (скажем, в русской прозе речь идет о Платонове, не говоря уже о поэзии – здесь имен может быть множество). Возьмем некий условный образец автора с меньшим барьером «непереводимости».