Елена Игнатова - Загадки Петербурга I. Умышленный город

27 февраля дело не ограничилось митингами: были освобождены заключенные из «Крестов», Дома предварительного заключения, пересыльной тюрьмы, тюрьмы Литовского замка. Литовский замок и здание Окружного суда разгромлены и подожжены. «Это был день, когда революция восторжествовала, решилась бесповоротно» (З. Н. Гиппиус. «Дмитрий Мережковский»).

1 марта почти весь петроградский гарнизон перешел на сторону восставших. К этому времени был организован Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов. 2 марта Временный комитет Государственной думы сформировал Временное правительство.

«День 1 марта (все по старому стилю) был последний день революционной радости: той, что сияла на лице каждой встречной глупой бабы, почти не умеющей читать. Недаром одна, увидев плакат „Долой монархию!“, прочла: „монахиню“. „Давно бы их, монахов, по шапке!“, и беззлобно радовалась, сама не зная, почему. Такой был подъем, такая общая атмосфера… Мы вышли на улицу, к таврической решетке в толпу. И в толпе все почти знакомые, да и незнакомые улыбались нам, как друзьям. Погода была удивительная: легкий мороз и нежная солнечная метель», — вспоминала З. Н. Гиппиус.

Случилось чудо: ненавистное самодержание рассыпалось как карточный домик, в несколько дней! Настала долгожданная свобода. Ее первые плоды: на петроградских заводах и фабриках введен восьмичасовой рабочий день. По требованию солдат Петроградский совет постановил: революционный гарнизон остается в столице (кому охота на фронт, когда Питер наш — и все наше!). На улицах и в казармах у офицеров срывают погоны, отбирают оружие. Оружие велено сдавать в «революционные комитеты», которых появилось великое множество. «Комитеты», «бюро», «организации» самовольно занимают дома, пустующие особняки. На даче Дурново на Полюстровской набережной разместилось сразу несколько организаций, в том числе анархисты. К ним присоединились освобожденные из «Крестов» заключенные. В июне по распоряжению Временного правительства незаконно занятый дом пришлось брать штурмом. В таких, захваченных «революционным элементом» домах нередко находили приют дезертиры, уголовники.

Особняк Кшесинской после Февральской революции превратился в штаб большевиков. Здесь разместились их ЦК и Петроградский комитет. «Большевики захватили самовластно дворец и превратили его обширный балкон в революционный форум. Проходя мимо дворца, я останавливался на некоторое время… послушать ораторов, которые беспрестанно сменяли друг друга… Говорили ораторы толпе, что эти дворцы, граждане, ваши!.. Недостаточно забрать эти дворцы — нет, нет, граждане! Надо уничтожить как гадов самих этих злостных кровопийц народных!! Слушал я эти речи с некоторым смущением и даже опаской, так как одет я был в костюм, сшитый лучшим портным Лондона, и невольно чувствовал, что принадлежу если не душою, то костюмом к этим именно кровопийцам… И я осторожно улетучивался», — писал Ф. И. Шаляпин в книге воспоминаний «Маска и душа».

Изо дня в день толпе, собиравшейся у дворца, внушали: надо все взять и поделить (по формуле булгаковского Шарикова); есть люди и целые классы, не имеющие права на жизнь. Определить «кровопийц» легко — это те, у кого можно что-нибудь отнять.

Опасным местом стал особняк Кшесинской: охотников послушать большевистскую проповедь все прибавлялось. Многие горожане ускоряли шаг, обходя распаленную толпу. Тем поразильнее отвага Матильды Феликсовны Кшесинской, которая решила вернуть свой дом. В дни Февральской революции она покинула особняк: бывшей фаворитке императора могла грозить расправа. Но характер взял свое: она была решительна и не привыкла проигрывать. М. Ф. Кшесинская писала в «Воспоминаниях»: «После Февральской революции… я рискнула поехать… в Таврический дворец хлопотать об освобождении моего дома от захватчиков… Меня куда-то водили, всюду было накурено, на полу валялись бумаги, окурки, грязь была невероятная, ужасные типы шмыгали по всем направлениям с каким-то напыщенным, деловым видом». После Таврического дворца Кшесинская отправилась в свой дом: «Когда я вошла… меня объял ужас, во что его успели превратить: чудная мраморная лестница… была завалена книгами, среди которых копошились какие-то женщины. Когда я стала подыматься, эти женщины накинулись на меня, что я хожу по их книгам. Я не выдержала и, возмущенная, сказала им в ответ, что я в своем доме могу ходить как хочу».

Пока Кшесинская ужасалась разорению («чудный ковер, специально мною заказанный в Париже, был весь залит чернилами… из чудного шкафа была вырвана дверь» и т. д.), спутник балерины услышал, что солдаты сговариваются убить ее. Они поспешили уйти. Но Кшесинская не собиралась сдаваться: она обратилась в суд с требованием вернуть ей дом. Суд решил дело в ее пользу. Однако большевики и не думали освобождать его. «Проезжая как-то мимо своего дома, я увидела Коллонтай разгуливавшей в моем саду в моем горностаевом пальто. Как мне говорили, она воспользовалась и другими моими вещами…» — вспоминала М. Ф. Кшесинская. Она уехала из Петрограда 13 июля 1917 года и еще успела узнать, что большевиков вышибли из ее особняка. После июльской попытки свергнуть Временное правительство Ленин и его окружение скрылись. Здание заняли правительственные войска: на этот раз в доме разместился самокатный батальон!

Пьянящий восторг свободы, беззлобная радость первых дней революции постепенно вытеснялись жаждой мести «проклятому прошлому». Разгул черни сопутствует всякой смуте. Одно из гнусных его проявлений — глумление над побежденными. 8 марта Николай II был арестован. Его вместе с семьей поместили в Царском Селе. «В парке за оградой, под присмотром часовых, малорослый полковник в защитной шинели, с зеленовато-бледным припухшим лицом… ворошит в снегу лопатой — расчищает дорожки. А посреди Дворцовой улицы, нарушая все правила этикета, расхаживает чудом уцелевший петух… Долго ли ему жить и кому дольше — ему или полковнику — неизвестно» (Э. Ф. Голлербах. «Город муз»).

В марте — июле 1917 года, пока императорская семья находилась в Царском Селе, охрана сдерживала натиск глумливого сброда, собиравшегося у парка. Из толпы неслись оскорбления и все чаще — угрозы. «Вчера в Миниатюре — представление Распутина и Анны Вырубовой. Жестокая улица… Публика (много солдат) в восторге», — записал А. А. Блок 1 июня 1917 года. Доверенное лицо и подруга императрицы А. А. Вырубова так же, как и царские сановники, в это время находилась под следствием Чрезвычайной следственной комиссии. Комиссия, учрежденная Временным правительством, с трудом ограждала подследственных, заключенных в Петропавловской крепости, от произвола охраны. «С утра я… в Петропавловской крепости, разговаривал и слушал разговоры солдат. Стрелки убили сапера за противуленинизм (на днях в крепости), всячески противятся выдаче еды заключенным» (А. А. Блок. «Дневник»).