Леонид Беловинский - Жизнь русского обывателя. На шумных улицах градских

Подобие униформы носила и прислуга. О дворниках мы говорили прежде, трактирные же половые и гостиничные коридорные одевались по-русски, в белые косоворотки под красными кушаками и широкие белые порты навыпуск, официанты и лакеи носили белые сорочки со стоячими крахмальными воротничками и черными галстуками, черные фраки и панталоны, непременные белые нитяные перчатки, а швейцарам «при параде» полагалась широкая длинная шинель офицерского покроя, с огромной пелериной, обшитой галунами, широкая галунная перевязь через плечо, обшитая галунами треугольная шляпа и высокая булава в руках. Горничные наряжались в глухое платье со стоячим воротничком, оттененным узким белым рюшем, белые фартуки с рюшами и такую же белую наколку на голове. Кормилиц же и нянек одевали в «русский» сарафан, дополненный белым фартуком, и наколку наподобие русского кокошника. Кстати уж отметить, что придворные лакеи, швейцары, кучера и казаки при парадной форме носили ливреи красного сукна, отделанные широким золотым галуном, затканным черными двуглавыми орлами, а камер-лакеям полагался еще и золотой эполет с бахромой на левое плечо, с золотым же аксельбантом под ним; недаром современники иной раз пишут о «красном» лакее или кучере.

Военная и гражданская форма была сложна по составу, а соблюдение ее требовалось неукоснительное, и легко было, особенно в первой половине XIX в., попасть на гауптвахту не только за неформенные галоши, но и за несоответствие деталей формы ее назначению. А различалась форма парадная, праздничная, воскресная, будничная, бальная, дорожная, походная, и печатные правила предписывали быть то в шарфе и орденах, то в шарфе без орденов, то при оружии, но в фуражке, то без оного. Мундир с шитыми золотом или серебром воротником и обшлагами (а кому шитье не положено – с шитыми петлицами-«катушками») заменялся того же покроя вицмундиром без шитья, более удобным и дешевым, тот, в свою очередь – сюртуком положенных цветов, а к концу XIX в. появились еще и белые летние кителя (с 1907 г. и походные защитные) и форменные рабочие тужурки. А расшитые шнурами гусарские ментики, доломаны, куртки и венгерки всех цветов, а синие уланские куртки с яркими настежными лацканами, а белые кирасирские колеты, да при парадной форме еще и со стальными черными кирасами поверх (у гвардейских кирасир и вовсе золочеными)! А синие и зеленые, у гвардейцев – красные, казачьи чекмени и кавказские черкески с газырями на груди! А золотые и серебряные эполеты, без бахромы у обер-, с тонкой бахромой у штаб-офицеров и с «жирной» бахромой у генералов и адмиралов! А серебряные, с черными и оранжевыми прядями поясные офицерские шарфы со свисающими слева кистями!

А бесчисленные сабли, палаши, шпаги и шашки, кому, что и при какой форме положено! Ну, со шпагами проще: при бытовавшем в первой половине XIX в. мундире фрачного покроя их ножны с крючком продевали в коротенькую лопасть на поясном ремне, и они скромно висели вдоль ноги; а при сюртуке и мундире второй половины XIX в. с «полной» юбкой шпаги просто продевали через обметанную дырку в левом кармане, так что на виду был только эфес с намотанным на нем серебряным, с черными и оранжевыми прядями темляком, да кончик ножен. Зато сабли и палаши в обтянутых кожей и покрытых металлическими прорезными наконечниками и обоймами или же целиком металлических ножнах висели на длинных пасовых ремнях поясных портупей. При яркой форме как не быть щеголем! И среди офицеров было множество модников. Грибоедовский Чацкий говорит о полковнике Скалозубе: «Хрипун, удавленник, фагот», сам же Скалозуб, говоря о московских офицерах, подчеркивает их узкие талии. Все это не ради красного словца. В 20-х гг. тонкие талии вошли в большую моду, и офицеры стали туго-натуго перетягиваться в поясе шарфами, превращаясь в некое подобие ос. Одновременно модным, особенно в гвардии (а армейщина следовала во всем за гвардейцами) стало говорить с командной хрипотцой в голосе: это создавало облик этакого заслуженного вояки, сорвавшего голос в атаках среди пушечного грома. Модными, особенно у молодых обер-офицеров, были преувеличенного размера эполеты, края которых слегка загибались вверх, подобно крылышкам; М. Ю. Лермонтов отмечает такие эполеты у Грушницкого, только что надевшего офицерский мундир.

После Крымской войны в подражание потрясшим русское воображение отчаянным французским зуавам и в нарушение уставов носили узкоплечие мундиры с очень длинными рукавами и широкие в колене, сужающиеся, подобно шароварам, к ступне панталоны. На фотографиях можно увидеть и офицеров с распущенными по всей груди, вопреки правилам, плетнями и петлями аксельбантов. Особенно большими щеголями были кавалерийские офицеры, а особливо из легкой кавалерии. Для них характерно было нарочитое пренебрежение правилами ношения формы: расстегнутые крючки воротника, лихо смятая фуражка, отпущенные ремешки шпор, так что зубчатый репеек задевал за тротуарные плиты, издавая мелодичный звон; отсюда и пресловутая «шаркающая походка кавалериста»: булгаковский Понтий Пилат шпор не носил, а вот современные М. А. Булгакову офицеры носили и для пущего эффекта слегка пришаркивали ногами, чтобы шпоры волочились по камням мостовой. Кто мог, из последних денег заказывали у дорогих мастеров особые шпоры из сплавов, с «малиновым» звоном: по сторонам репейка на его оси были еще и свободно висевшие тонкие шайбочки.

Что же касается холодного оружия, то на всем протяжении описываемого периода это был особый предмет щегольства. Для удобства ношения на верхней гайке ножен была короткая цепочка с крючком, чтобы цеплять оружие за пояс и носить его вдоль ноги, без помех для окружающих и владельца. Но нет, пасовые ремни портупеи отпускались на всю длину, и сабля или палаш с громом тащились по плитам тротуара, а чтобы тонкий металл ножен не протерся, на их конце был округлый стальной гребень, высекавший искры из камня. Либо же оружие небрежно перебрасывалось через локоть полусогнутой левой руки, а когда офицер стоял, то, избоченясь и покручивая ус, небрежно опирался на эфес оружия, как на трость. То-то красота!.. После поражения в Японской войне авторитет военных упал донельзя, и для его повышения было разрешено вне строя носить «дедовское» оружие старых образцов. Тут уж щеголи пустились во все тяжкие, заказывая себе сабли самого фантастического вида, и предприимчивый немец-оружейник Шаф даже стал во множестве производить такое оружие, которое получило ироническое прозвание «оружие деда Шафа»; дабы пресечь этот разврат, некоторые гвардейские части выработали и ввели у себя нестроевые единообразные «клычи» – сабли восточного типа в сафьяновых ножнах. Только прозаическую шашку носили на узкой плечевой портупее как положено.