Леонид Беловинский - Жизнь русского обывателя. От дворца до острога

«Ядро коренного московского народонаселения составляет купечество, – писал в 1844 г. В. Г. Белинский. – Девять десятых этого многочисленного сословия носят православную, от предков завещанную бороду, длиннополый сюртук синего сукна и ботфорты с кисточкою, скрывающие в себе оконечности плисовых или суконных брюк; одна десятая позволяет себе брить бороду и, по одежде, по образу жизни, вообще по внешности, походит на разночинцев и даже дворян средней руки. Сколько старинных вельможеских домов перешло теперь в собственность купечества!.. Но не в одних княжеских и графских палатах – хороши также эти купцы в дорогих каретах и колясках, которые вихрем несутся на превосходных лошадях, блистающих самою дорогою сбруею; в экипаже сидит «поштенная» и весьма довольная собою борода; возле нее помещается плотная и объемистая масса ее драгоценнейшей половины, разбеленная, разрумяненная, обремененная жемчугами, иногда с платком на голове и с косичками от висков, но чаще в шляпке с перьями (прекрасный пол даже и в купечестве далеко обогнал мужчин на пути европеизации!), а на запятках стоит сиделец в длиннополом жидовском сюртуке, в рыжих сапогах с кисточками, пуховой шляпе и зеленых перчатках… Проходящие мимо купцы средней руки и мещане с удовольствием прищелкивают языком, смотрят на лихих коней и гордо приговаривают: «Вишь, как наши-то!», а дворяне, смотря из окон, с досадою думают: «Мужик проклятый – развалился, как и бог знает кто!..». Для русского купца, особенно москвича, толстая статистая лошадь и толстая статистая жена – первые блага в жизни…» (11; 59).

Новые поколения купцов жили уже по-новому, приобретя соответствующую психологию. Иной же раз такой современный подход к жизни был характерен и для купцов старого времени, современников тит титычей, воспетых А. Н. Островским. Дед создателя Театрального музея и богатейшего фабриканта А. А. Бахрушина, зарайский прасол и скупщик сырых кож, «отличался большой любознательностью, любовью к просвещению и был предприимчивым человеком. Сын небогатых родителей, образованный на медные деньги, с небольшими средствами, он стремился поставить, развить и дать прогрессивный намек… делу… В семейной жизни, как и в деловых занятиях, одежде, отличительной чертой его характера была любовь ко всему новому… Глубоко религиозный, истинно верующий человек, он тем не менее никогда не был заражен предрассудками того сословия, к которому он принадлежал, ни замкнутостью той среды, в которой вращался. Все новое, полезное встречало в нем горячего и любознательного последователя, и там, где приходилось переступать заветные границы рутины, его энергия и решимость проявлялись во всей силе». Правда, решившись сбрить бороду, Бахрушин выжидал удобного случая и сбрил ее на пари: «Дед был вполне доволен: и заклад выиграл, и от бороды отделался, да и рот зажал самым рьяным бородачам: теперь смеяться не посмеют – сами подбили… Это был первый, так сказать, цивилизованный шаг в кругу семьи, с этих пор он уже неуклонно следует во всем своему влечению к новшеству. Длинный сюртук заменяется коротким, немецким, и от сыновей он требует того же… Когда происходила примерка нового платья, прабабка всегда требовала, чтобы портной отпустил полы подлиннее. Когда все было улажено и шли к прадеду показаться, он спокойно брал ножницы со стола и отрезал полы вершка на три, на четыре» (9; 316–319). Но не только ликвидация бороды и переход к коротким немецким сюртукам, а и активное внедрение новых технологий и применение машин отличали умершего в 1848 г. А. Ф. Бахрушина от его современников – замоскворецких тит титычей. Такими же были и его дети, сохранившие, однако, серьезное отношение к «делу»: «Все три брата до конца своих дней были бережливы. Они смолоду усвоили истину, что копейка рубль бережет и что деньги счет любят. Рост их капиталов мало отразился на их образе жизни. Они столь же тщательно записывали в записные книжки свои мельчайшие расходы до «подано нищему Христа ради 2 коп.» включительно, столь же упорно торговались с извозчиком из-за пятака и закупали продукты для домашнего хозяйства оптом, но жили они в свое удовольствие, ни в чем себе не отказывая, любя и повеселиться, и поприодеться, и покушать вволю. Пускание пыли в глаза своими капиталами, мотовство, кутежи они презирали и строго карали за это своих сыновей, во всем остальном благосклонно поддерживали увлечения молодежи, постоянно памятуя, что всякому овощу свое время. Будучи людьми религиозными, братья никогда не были ханжами и церковниками. По тому времени это было немного необычным явлением в их среде. Среди немалых средств, пожертвованных Бахрушиными на всевозможные учреждения, наименьшая доля относится к церковной благотворительности… Видимо, братья считали подобное «замаливание своих грехов» и ненужным, и малополезным… Одни за другими в Москве начинают возникать на их деньги ремесленные училища, приюты для сирот, дома бесплатных квартир для вдов, больницы для хроников, лечебницы…

Увлекшись идеей создания частного драматического театра в Москве, дед Александр Александрович строит для Ф. А. Корша здание театра в Богословском переулке. На склоне лет он участвует в строительстве гражданского воздушного флота, поддерживает всяких медицинских экспериментаторов.

Не забывают деды и своих служащих и рабочих, но степень их благотворительности в этой области была опять-таки обставлена такой тайной, что долгое время спустя лишь случайно иногда удавалось узнать коечто» (9; 333–335).

Вообще, в купеческой среде заметно странное противоречие в этом отношении к рабочим. С одной стороны, несомненно, огромные богатства Бахрушиных выросли не только на умелом ведении дел, но и на «прижимке» рабочих в заработной плате и штрафах (в воспоминаниях Ю. А. Бахрушина вскользь упоминается и об этом). С другой же стороны – благотворительность распространялась на тех же рабочих. У крупнейших предпринимателей Коншиных на их серпуховских предприятиях обычный заработок прядильщиков, ткачей и набойщиков колебался от 10 до 23 руб. в месяц, и забастовки 1897, 1899 и 1902 гг. с битьем стекол и разгромом трактиров и лавок, подавленные с помощью воинских команд, – свидетельство крайней недостаточности таких заработков. С другой стороны, в известной степени под влиянием этих событий, на фабрике действовали бесплатные ясли на 25 детей, двухклассное начальное училище на 500 учеников, ремесленная школа для детей фабричных, больница с тремя врачами, чайная. За счет фирмы было построено 24 корпуса бесплатных квартир казарменного типа и поселок из 300 домиков, для покупки которых рабочие получали ссуду от фирмы; после 9 января 1905 г. снимавшим частные квартиры рабочим стало выдаваться по 1 руб. «квартирных» в месяц, было введено премирование за работу без брака. Не проще ли было все расходы на благотворительность (в основном после неприятностей с рабочими) вложить в зарплату? Но, видимо, такова уж была психология купца: сначала прижимать, а потом отсыпать деньги, не считая.