Леонид Беловинский - Жизнь русского обывателя. От дворца до острога

Н. Д. Мыльников. Портрет ярославского купца Соболева. 1830-е гг.

Или вот Н. Г. Чумаков. Макарьевский мещанин, он имел небольшой кирпичный завод, доходы от которого даже не покрывали потребностей семьи, включавшей семерых детей. Сын его, И. Н. Чумаков, уехал в Кострому и поступил приказчиком в табачную лавку. Через семь лет он открыл собственную табачную торговлю, взяв туда своего брата. Табак братья по дешевке закупали в Малороссии, куда ездили по очереди. Через три года, в 1839 г., Чумаков снял помещение и устроил табачную фабрику, точнее кустарную мастерскую, где сам работал мастером. Тут уж пришлось записаться в купцы 3-й гильдии. В 1843 г. был уже куплен дом, куда перевели фабрику, выпускавшую курительный и нюхательный табак и сигары. Привод на фабрике был конский. Затем был куплены лабаз на Нижегородской ярмарке и земля в Костроме, построен двухэтажный дом на каменном подклете. В 1863 г. трое братьев становятся купцами уже 2-й гильдии и учреждают товарищество «Торговый дом Ивана, Макара и Михаила Чумаковых». В 1866 г. фабрика расширена, в 1868 г. куплен пароход, в 1872 г. – еще один дом, к которому пристроен фабричный корпус, уже с паровой машиной. Впоследствии куплен еще дом с землей, где устроены склады и типография для печатания этикеток со станком (!) для разрезывания акцизных бандеролей. «К 1917 г. ежедневно махорки выпускалось четыреста ящиков по пятьдесят фунтов… нюхательного табаку около двухсот ящиков (по одному пуду), а также небольшое количество табаку «листового», который шел в калмыцкие степи не для курения, а закладывался в рот за щеку и пережевывался. Кроме того, выпускалось в год около десяти – пятнадцати пудов высшего сорта нюхательного табака, который употреблялся состоятельными людьми… Эти табаки изготовлялись каждый раз по особому заказу, чтобы были свежи. Для раздушки употреблялись дорогие естественные духи: розовое масло, бергамотное и т. д. ‹…› Высшие сорта шли за границу – во Францию и Германию… мятное масло поставлялось японской фирмой Кабояжи (Нагасаки)». Мало того, по жалобе соседки на отравление воздуха при расширении фабрики были поставлены воздушные насосы, фильтры и высокие вытяжные трубы (вот когда началась охрана окружающей среды! – Л. Б. ). Для нового трехэтажного корпуса был куплен двухцилиндровый дизель и построено машинное отделение, оборудование куплено было частично в Петербурге, у фирмы Сан-Галли, а частично в Германии, в Кельне. Но кроме того, с 1855 г. Чумаковы занялись торговлей хлебом. Была приобретена лавка в Мучном ряду, а в 1872 г. куплена земля и выстроены малая (четырехэтажная) и большая (шестиэтажная) паровые мельницы. Для обоих корпусов была заказана двухцилиндровая паровая машина, а оборудование закупалось в Цюрихе (94; 20–38).

Вот откуда начиналось предпринимательство в России. С малого. Не одни мещане и купцы становились предпринимателями. Уроженец Чухломского уезда Ф. В. Чижов был дворянином, хотя его отец всего-то служил учителем в Костроме. Побывал Чижов за границей и за связь с революционной эмиграцией даже посидел в Петропавловской крепости, занимался распространением шелкопрядного червяка, а там и организовал постройку железной дороги от Москвы до Троице-Сергиева Посада, выкупил казенную убыточную Курскую железную дорогу и сделал ее доходной, играл большую роль в торгово-промышленных и банковских кругах Москвы. Нажил миллионное состояние. И завещал все его на создание промышленных училищ в Костромской губернии. На эти деньги в Костроме были построены и содержались механико-техническое и химико-технологическое училища, в Кологриве и Чухломе – сельскохозяйственные, в Макарьеве – ремесленное училище, а, кроме того, в Костроме – родовспомогательное заведение.

Таких предпринимателей немало появилось в России к рубежу веков. Вот хотя бы Адольф Юльевич Ротштейн, выходец из Берлина, ставший к концу жизни директором правления Петербургского Международного банка, «серым кардиналом» и правой рукой министра финансов С. Ю. Витте. Делец скользкий: Н. А. Варенцов в подробностях поведал о попытках Ротштейна вовлечь нескольких богатейших московских тузов в аферу с добычей железной руды в Олонецком крае; тузы устояли перед соблазном, да и с купеческой хваткой смогли выяснить подлинную ценность месторождения, а вот великий князь Петр Николаевич, чьим именем прикрывался Ротштейн, – попался на удочку, приобретя 70 % акций. И поделом ему: он деньги не зарабатывал. К богатейшим людям страны принадлежали Поляковы – династия «железнодорожных королей». Основание капиталам заложил винными откупами Самуил Самуилович Поляков, служивший управляющим имений министра почт и телеграфов графа Д. И. Толстого (который ему небескорыстно и покровительствовал). Деньги от торговли водкой вложил он в первые железные дороги, каменноугольную и металлургическую промышленность Юга России. Делец это был беззастенчивый: именно на его дороге, «сшитой» на живую нитку, потерпел крушение царский поезд у станции Борки. Но дело замяли, зато банкирский дом Поляковых в 1903 г. имел более 53 млн руб. активов. А еще в 1897 г. племянник Самуила Полякова, Владимир, получил потомственное дворянство. После смерти С. С. Полякова движимого и недвижимого имущества (например, знаменитый дом Лаваля на Английской набережной, купленный затем правительством у наследников для расширения Сената) осталось на 32 млн, хотя наличными – менее 9 тыс. руб.

Таким же богатейшим дельцом стал петербургский купец 1-й гильдии, а затем барон и действительный статский советник Гораций Осипович Гинцбург, создатель крупного банкирского дома, председатель правления Ленского золотопромышленного общества (с 1908 г. – англо-русского общества «Лена-Голдфилдс»), крупнейший пайщик Алтайского общества «Асташев и К о», в котором вместе с Гинцбургом участвовали графы И. И. Воронцов-Дашков, Н. В. и В. В. Левашовы, П. А. Шувалов, П. П. Дурново. Недурная компания…

Предприниматели? Ну и жулики тоже… Владелец банкирского дома «Захарий Жданов и K°» (не все же Самуилу, Лазарю или Якову Поляковым или Гинцбургу банковскими делами заниматься) и учредитель банкирской конторы «Деньги» был типичным биржевым игроком, в частности, спекулировавшим акциями того же Ленского золотопромышленного общества и даже просто занимавшимся, с помощью своего партнера Филиппова и через журнал «Деньги», прямым шантажом финансовых учреждений. В 1912 г. в Петербурге появилась банкирская контора «Киреев, Петровский и K°» – специально для игры на бирже, а через месяц лопнула, оставив вкладчиков ни с чем (минимальный вклад был 200 руб.). Почти одновременно лопнул банк и некоего Толстопятова (типичная купеческая фамилия), а вскоре компаньон Киреева Петровский и бывший управляющий делами Толстопятова начали новое «дело» в банкирской конторе А. П. Кропотова… И опять нашлись доверчивые вкладчики: ведь о «твердом купеческом слове» и тогда без устали твердили журналисты.