Леонид Беловинский - Жизнь русского обывателя. Изба и хоромы

И. С. Щедровский. Бондари

Читатель, верно, уже обратил внимание на огромное разнообразие лесных материалов и изделий из них: деготь, уголь и береста из березы; луб, лыко, мочало и древесина на поделки из липы; смола, сажа, древесно-уксусная кислота, скипидар, канифоль, сургуч; чашки, ложки, дуги, полозья, бочки, кадки, лагуны, барила, ушаты, шайки. Все это потому, что крестьянин до тонкости изучил свойства лесных материалов и всех древесных пород. Ведь за каждую лесину платились попенные деньги: лесник обмерял пень, вычислял объем древесины в лесине – и плати. А живые деньги в полунатуральном крестьянском хозяйстве – редкость, и дерево покупается, чтобы из него снова сделать деньги на покупку хлеба. Поэтому использовалась не только древесина, за которую, собственно, и платились деньги, а все, что можно. Купил мужик делянку хвойного леса – не враз рубил его. Сначала каждая лесина несколько сезонов «подсачивалась», и из нее выкачивалась живица, которая шла на скипидар, канифоль и сургуч. Только затем рубилось дерево. А на следующее лето вновь приходил мужик на делянку с топором, лопатой и вагой и выкорчевывал «осмол» – пни, густо пропитанные живицей, которую корни гнали вверх, «не зная», что лечить уже нечего. Из осмола курилась смола, а на топливо шли сучья и вершинки. Если покупалась береза, тонкая береста шла на бураки, ступни, пестери, а из толстой грубой «скалы» вместе с выкорчеванным пнем сидели деготь. И так поступал крестьянин со всем лесоматериалом: древесина дуба в дело, кора – для дубления кож, как и ивовая кора после очистки лозы на плетение. Ничего не выбрасывалось в крестьянском лесном хозяйстве, все шло в ход, и на месте лесосеки оставалась чистая полянка. Мало того, кололась липа да осина на баклуши для ложек и чашек, для другой «горянщины» – из остатков старики, подростки и бабы резали незатейливые деревянные игрушки-бирюльки: все лишняя копейка попадет в пустой крестьянский кошелек. Так что, хотя и не знал русский крестьянин мудреного иноземного словца «экология», его производство было максимально экономичным, без отходным и экологически чистым.

Конечно же, не только в лесу добывал крестьянин деньги на хлеб.

Немаловажное значение в русской повседневности имел гончарный промысел: крестьянская, мещанская, отчасти купеческая, да и помещичья Россия ела и пила из глиняных чашек, кринок, корчаг, горшков, латок. Для домашнего производства на рынок требовалось лишь накопать на глинище глины, проморозить ее зимой, смешать с песком, на простейшем ручном гончарном кругу вытянуть пользующуюся спросом посуду и обжечь ее хотя бы и в домашней русской печи, а если производство было обширным, то и в специально построенном горне. Расход был только на дрова – осиновые, а если приготовлялась чернолощеная, неизвестная сейчас посуда, то хвойные. Безотходность крестьянского производства, о которой уже говорилось, и здесь породила особый вид продукции – глиняную игрушку-свистульку.

Всем хорошо знакома яркая расписная вятская, дымковская игрушка. Некоторые так и думают, что иной не было, и всякую глиняную игрушку называют «дымкой». На самом же деле повсюду, где было крестьянское гончарное производство, изготавливалась и игрушка, так что специалисты и коллекционеры легко различают игрушку каргопольскую, тульскую, курскую, калужскую, орловскую и множество иных. И не из любви к искусству делалась игрушка. Просто в горне между горшками и кринками оставалось пустое место, а значит, дрова горели зазря, а за них были плачены деньги. Опять же и лошадь на базар везла вполсилы: между посудой и внутри нее оставалось пустое место. А ведь лошадь не должна задаром есть, она должна работать с полной отдачей, как работал сам мужик. Поэтому из остатков глины члены семейства, не участвовавшие в основном производстве, и которые тоже «хлеб переводили на г…» – старики, бабы, подростки, – лепили свистульки и расписывали их. Ими заполнялись промежутки в горне, так что не пропадал даром жар от купленных дров, их рассовывали в солому между посудой и внутри нее, так что и лошадь работала в полную силу, а на рынке все какие-нибудь 20–30 коп. выручатся за грошовые свистульки.

Домашнее ремесло

Но глина шла не только на посуду и игрушки. Значительная часть кирпича производилась на мелких кустарных заводиках, принадлежавших в селах крестьянам и обслуживавшихся в основном силами семьи. Хотя основная масса кирпичных заводов была сосредоточена вокруг столиц и крупнейших городов, а в каждом уездном городе непременно был кирпичный заводик, а то и два (вспомним эпиграф к гоголевскому «Миргороду» из «Географии» Зябловского: «Миргород нарочито невеликий при реке Хороле город. Имеет 1 канатную фабрику, 1 кирпичный завод, 4 водяных и 45 ветряных мельниц»). Везти кирпич через половину уезда по проселкам на лошадях было бы накладно: уезды тогдашние были значительно обширнее нынешних районов, а дороги еще хуже современных. Поэтому, можно думать, крестьянские заводики с ручной формовкой кирпича и обжигом в простейших печах где-нибудь под навесом были в каждой волости. Такой заводик, принадлежавший деду, описал писатель В. Солоухин в своей автобиографической книге «Смех за левым плечом».

Глиной минеральное сырье крестьянских промыслов не исчерпывалось. Тысячи и тысячи мельниц мололи зерно на муку по огромной России. И в каждой работали не менее пары жерновов, со временем стиравшихся и заменявшихся новыми. И все они выкалывались и обтесывались из залежей особого жерновного камня. А в Вологодской губернии гора Брусяна – залежи точильного камня – вся была срезана крестьянами, и на ее месте образовался карьер.

Был еще один вид массового сырья, доступный крестьянину, – животное сырье: конский волос и свиная щетина, рога и копыта, шерсть, овчины и шкуры. Кисти, сита и решета, роговые гребни и пуговицы, валенки и крестьянские поярковые шляпы, мех домашней выделки для полушубков и тулупов, кожи на сбрую и сапоги в огромном количестве поставляла деревня. Грязным и тяжелым был труд скорняков и кожемяк. Шкуры долго квасились, обрабатывались скребками, дубились, а для кож еще и мялись вручную кожемяками, чтобы «осадить», сделать их толще. Недаром в русском фольклоре кожемяка, наравне с кузнецом, – человек чрезвычайной силы.

Все это была ломовая работа. Влюбленный в крестьянскую Россию князь Львов, сам из-за разорения познавший крестьянский труд, вспоминал уже в Париже. «Грабари калужские и смоленские – заурядные – выкидывают в день по кубику (кубическую сажень – более 4 м 3. – Л. Б. ) тяжелой глины… Грабарь без перемежки от вешнего Николы до Покрова знает одну лопату да тачку… Люди превращаются на этих работах в паровые машины, сколько нагонят пара, столько и подымают.