Виктор Полищук - Лекции по культурологии

Гегель считал Европу концом всемирной истории, поскольку на Западе заходит «внешнее физическое солнце», «но зато на Западе восходит внутреннее солнце самосознания». 140По мысли Гегеля, разум, достигший своего самосознания, является принципом европейского духа. 141В «Философии права» Гегель писал о свободе субъективности как принципе нового мира. 142Русский философ B.C. Соловьёв считал таким принципом понятие человеческой личности: «Развитие этого существенного для христианства начала, совершенно задавленного на Востоке, составляет смысл западной истории». 143Он писал также, что через «европейское просвещение русский ум раскрылся для таких понятий, как человеческое достоинство, права личности, свобода совести и т.д., без которых невозможно достойное существование, истинное совершенствование, а следовательно, невозможно и христианское царство». 144Наконец, приведём мнение немецкого социолога и историка М. Вебера, согласно которому пуританская этика, распространявшаяся в Англии, США и Голландии, способствовала развитию капитализма. Вебер считал, что некоторые моральные качества воспитывались ещё католической церковью: «…в средние века исповедь и дисциплинарная власть церкви служили действенным средством осуществления церковной дисциплины, и эти средства постоянно применялись». 145Но человек того времени скорее предпочитал хуже жить и меньше работать, чем наоборот. Индивидуальные деловые качества и трудолюбие человека Нового времени воспитывались этическими принципами, которые нашли классическое выражение в учении Ж. Кальвина. Последователями кальвинизма были пуритане, взгляды которых явились аскетической разновидностью протестантизма. Подобные взгляды разделялись в сектах методистов, баптистов, меннонитов, квакеров. Вебер писал: «Самые сильные индивидуальные мотивы и личные интересы служили сохранению и распространению буржуазной пуританской этики со всеми вытекающими из неё последствиями». И далее, о принципах данной этики: «они способствовали освобождению «духа» современного капитализма, его специфического этоса, то есть этоса современной буржуазии». 146Вебер также полагал, что отличительной чертой пуританской этики был рационализм, составивший характерный для Запада стиль жизни. Этот стиль сохранился и после того, как религиозная мотивация отмерла. Он оказался очень практичным и стал характерным для европейской культуры в целом. 147

Рационализм в европейской культуре, хотя он и кажется нейтральным по отношению к нравственности, способствовал возрождению элементов средневековой рыцарской морали в Новое время. Ещё Паскаль видел принцип морали в стремлении хорошо мыслить. Именно следствием рационализма стала известная на Западе поговорка: «Честность – вот лучшая политика». Рационализмом обоснован и европейский либерализм, над которым долго потешались наши отечественные идеологи. «Истинный либерал, – полагал Гёте, – тщится доступными ему средствами сделать возможно больше добра, но при этом остерегается огнём и мечом искоренять недостатки. Он хочет, неторопливо продвигаясь вперёд, мало-помалу устранить общественные пороки, не прибегая к насильственным мерам, которые сметают с лица земли не меньше доброго, чем порождают его». 148Светскость и просвещённость, рационализм и практичность, активность и предприимчивость, индивидуализм и либерализм – это все характерные черты западной, европейской, буржуазной культуры. Есть, конечно, и «обратная сторона» этой культуры, как, например, у возрожденческого титанизма. К ней можно отнести и мелкобуржуазную зависть, и меркантилизм, и ханжество, и протекционизм, и собственничество. Но «обратная сторона» есть у любой культуры, главное, чтобы она не стала весомее «лицевой» стороны. Европейская культура смогла преодолеть опасность гитлеризма и сталинизма, и это подтверждает её силу. От того, сумеет ли она преодолеть свою «усталость» и «восстание масс», о которых говорили мыслители XX века, зависит её судьба.

На формирование европейской культуры большое влияние оказала художественная литература, где буржуазия находила много образов для подражания. Типичными являются образы героев трилогии английского писателя Дж. Голсуорси «Сага о Форсайтах». В предисловии к роману автор писал, что «собственный сок» крупной буржуазии – это «Чувство Собственности». После выхода «Саги» в свет писатель получил множество писем от людей, которые были убеждены, что на её страницах изображена жизнь именно их семей. Жизнь буржуазной семьи, описанная немецким писателем Т. Манном в романе «Будденброки», тоже может служить иллюстрацией «духа капитализма», о котором размышлял М. Вебер. Для буржуазной культуры Франции показательны многие образы в романах О. Бальзака и Э. Золя. Фрэнк Каупервуд, герой трилогии американского писателя Т. Драйзера «Финансист», «Титан» и «Стоик», представляет молодую и напористую буржуазию США. Писатель показал возвращение в старую Европу авантюристов и романтиков, которые на заре Нового времени отправились покорять «дикий Запад». Вместе с тем Драйзер изобразил постепенное «успокоение» западной культуры, её обращение к духовным ценностям Востока. Такой прогноз характерен для европейской литературы. Возможно, это связано с тем, что все мыслимые варианты развития человека если и не реализованы в европейской культуре, то близки к этому, и перспективы имеются только у загадочного Востока, всё ещё не поддавшегося Западу в чём-то существенном и важном.

В русской литературе тоже есть образы европейцев. Мы имеем в виду не пародию на европейскую культуру, которой богата Россия с её насильственной европеизацией, начавшейся во времена Петра I; в литературе, как и в жизни, таких образов и сегодня множество. Но существуют образы действительно европейские, хотя и в чём-то искусственные. Пожалуй, самым ярким из них является образ Штольца в романе И.А. Гончарова «Обломов». Штольц (по-немецки – гордость) и Обломов, фамилия которого весьма выразительна в отношении перспектив русской культуры, являют собой совершенно различные характеры. Сновидческая жизнь и неактивность Обломова – это не слабость, а внешнее выражение укоренённого в душе мнения о том, что мир в сущности своей совершенен и не нуждается в преобразованиях, он достоин лишь созерцания, а всякая иная деятельность просто избыточна. Иначе смотрит на деятельность Штольц, для него она не средство, а само содержание и цель жизни. Штольц – целесообразен, ни в организме, ни в стремлениях у него нет ничего лишнего, каждый день он тратил «как рубль», с постоянным контролем не только над собственными издержками, но и над эмоциями. Разумеется, у него был «простой, то есть прямой, настоящий взгляд на жизнь», он боялся воображения, в его душе не было места мечте, загадочному и таинственному, у него не было идолов, «зато он был целомудренно-горд». Штольц «весь составлен из костей, мускулов и нервов как чистокровная английская лошадь». Эта составленность, сконструированность являются результатом искусственного отбора, необходимого для любой культуры, будь то земледелие, животноводство или человеческое общество. Искусственный отбор происходил и в европейской культуре. Важнейшим принципом этого отбора было умение человека использовать всего себя для дела, которому он служит. Именно это и обеспечило Европе возможность быть образцом культуры как таковой.