Шапи Казиев - Наложницы. Тайная жизнь восточного гарема

Точно так же население Бедиктага и др., равняющееся населению большого города, целиком составлено из лиц, служащих при дворце и по необходимости обязанных следовать его политике.

Таким образом эти двенадцать-тринадцать тысяч человек составляют партию, настолько сильную и влиятельную, что сам падишах принужден сообразоваться с ее видами и покровительствовать ее интересам».

Так как руководила этой гаремной партией мать-султанша, то естественно, что ее покровительства искали не только обитательницы гарема, но и самые важные сановники, дипломаты, купцы. Лишь она одна имела серьезное влияние на султана, почти небожителя, и охраняла доступ к вниманию падишаха, как архангел Гавриил – врата рая. Случались, конечно и исключения, когда одна из жен безраздельно завладевала султаном, но это только подтверждало правило.

Покои Валиде-Султан были столь же труднодоступны, как и покои самого султана. Все обращения к Валиде-Султан или визиты к ней осуществлялись по строгому этикету и с соответствующими почестями, которые подчеркивали ее власть и значимость.

О результатах таких посещений писал Д. Дорис: «Разумеется, эти визиты иногда приносят мужьям стремительное повышение, которое не всегда означает признание их личных заслуг или результат вмешательства Валидэ-Султан. Так, в гаремах Константинополя ходит много слухов о влиянии, которым пользуется одна милая дама из гарема Хасана-паши – министра морского ведомства, прозванного «бессменным» за свое умение выходить из всех министерских и прочих бурь, и за особое расположение к нему Султана».

Когда влияние жен или фавориток становилось чрезмерным, правительство глухо роптало, но указывать султану или влиятельному паше на неподобающее поведение гарема никто не решался. Эта тема была под особым запретом и могла стоить правдоискателю головы.

«Заговорить с турком о его женах значит допустить вопиющую бестактность, – писал Т. Готье. – Этой деликатной темы нельзя касаться даже иносказательно, даже малейшим намеком. Поэтому привычные для нас фразы вроде «Как здоровье вашей супруги?» из разговора исключены. Самый суровый и бородатый османлы покраснеет как девица, услыхав подобную непристойность. Жена французского посла, желая преподнести Решид-паше несколько отрезов лионского шелка для его гарема, вручила их ему со словами: «Вы сумеете лучше, чем кто-либо другой, найти применение этим тканям». Выразить назначение подарка более ясно означало бы совершить неловкость даже в глазах Решида, приученного к французским нравам, и редкостный такт маркизы подсказал ей эту изысканно-расплывчатую форму, чтобы не ранить восточную щепетильность».

Чрезвычайный и полномочный посол России в Османской империи генерал-поручик М. Кутузов прибыл в Стамбул в сентябре 1793 г. Помимо дипломатических талантов, он проявил немалую закулисную ловкость, осыпав султаншу и жен Селима III дорогими подарками. «Подарки к султан-валиде отправлены в харем с советником и двумя кавалерами посольства, – сообщал Кутузов в письме императрице Екатерине II, – Где приняты кизляр-агою с великою почтительностию, и уже известно здесь, что султан внимание сие к его матери принял с чувствительностью. При сем препровождаю всеподданнейше ведомость подаркам, розданным с 21 октября, и счет чрезвычайным издержкам с 13-го того же месяца…».

Польщенная дама не замедлила проявить свою признательность, повлияв на султана в нужном Кутузову направлении.

В письмах к своей жене М.Кутузов описывал любопытные подробности своей кипучей деятельности: «Ничего примечательного после последней почты не случилось, кроме вещи здесь небывалой, а именно: султан-валиде, то есть мать султанская, прислала в церемонии чиновника своего валиде-кегая-колфосы, провождаемого переводчиком Порты, спросить об моем здоровье, объявить внимание ее ко мне и вручить от лица ее подарки, состоящие из шалей, трех платков, которые вечно сохраню, и многих парчей турецких, ост-индских и ормусских, и чашечку для кофея с дорогими каменьями; всего пиястров на 10 000. Да, чтобы тебе дать об великолепии азияцком понятие, надобно сказать об обеде капитан-паши; он молодой человек, фаворит султанской, женат на его сестре, великолепен, мот, три миллиона [пиастров] должен; учтив и любезен. Мебель и платье на людях, все новое было; слуг до тысячи в парче; ковры малиновые, бархатные, золотом шитые; софы с жемчугом; на ближних слугах очень много бриллиянтов. Между многих забав, был жирит, то есть скачка на лошадях. Все лошади его конюшни, которая, конечно, первая в свете. Он так великолепен, что лишь только увидел, что мне две лошади понравились, тотчас их на другой день и послал мне, и я уже с сей конюшни имею пять лошадей».

Портрет М. Кутузова. Художник Д. Доу

Описал Кутузов жене и прием у падишаха: «Дворец его, двор его, наряд придворных, строение и убранство покоев мудрено, странно, церемонии иногда смешны, но все велико, огромно, пышно и почтенно. Это трагедия Шекспирова, поэма Мильтонова, или Одиссея Гомерова. А вот какое впечатление сделало мне, как я вступил в аудиенц-залу: комната немножко темная, трон, при первом взгляде, оценишь в миллиона в три; на троне сидит прекрасной человек, лучше всего его двора, одет в сукне, просто, но на чалме огромной солитер (большой бриллиант в оправе. – Авт. ) с пером и на шубе петлицы бриллиантовые. Обратился несколько ко мне, сделал поклон глазами, глазами и показал кажется все, что он мне приказывал комплиментов прежде; или я худой физиономист, или он добрый и умный человек. Во время речи моей слушал он со вниманием, часто наклонял голову и, где в конце речи адресуется ему комплимент от меня собственно, наклонился с таким видом, что кажется сказал: «мне очень это приятно, я тебя очень полюбил; мне очень жаль, что не могу с тобою говорить». Вот в каком виде мне представился султан».

Одаренный дипломат пробыл в Турции всего один год, но успел сделать очень много: упрочил влияние России в Турции и склонил ее к заключению союза с Россией и другими европейскими державами против революционной Франции. Влияние Франции было серьезно ослаблено, а французские подданные получили приказание покинуть пределы Турции.

О том, как устраивались всевозможные дела через посредничество жен «неподкупных» чиновников, вспоминала и Мелек-Ханум. В бытность ее супруга губернатором Иерусалима, она не теряла времени даром: «То один, то другой пришлет мне когда великолепные часы, когда бриллиантовую булавку или жемчужное ожерелье; они, казалось, соперничали между собою, кто из них сделает мне лучший подарок».