Кирилл Кобрин - Шерлок Холмс и рождение современности

The Encyclopaedia Sherlockiana; or, A Universal Dictionary of the State of Knowledge of Sherlock Holmes and His Biographer, John H. Watson, M. D. / Ed. by Tracy J. L.: Avon Books, 1979.

Vine A. In Defiance of Time. Antiquarian Writing in Early Modern England. Oxford: Oxford University Press, 2010.

Перевод А. В. Кривцовой и E. Ланна.

См.: The Encyclopaedia Sherlockiana or, A Universal Dictionary of the State of Knowledge of Sherlock Holmes and His Biographer John H. Watson, M. D. NY, 1977.

См.: Erickson A. L. Women and Property in Early Modern England. London: Routledge, 1993. P. 19.

Тут явная путаница: в самом начале рассказа сыщик упоминает происшествие с Мэри Сазерлэнд, а ведь оно точно произошло в октябре того же 1890 года! Любопытно, что здесь — как и в «Установлении личности» — есть отсылка к Ирен Адлер («Скандал в Богемии»), В первой сцене «Установления личности» Холмс угощает Ватсона табачком из великолепной золотой табакерки с аметистом на крышке, приговаривая, что, мол, вот подарок от короля Богемии; но в самом «Скандале», как мы помним, сыщик просит за свои услуги у короля Богемии всего лишь фото Ирен. Холмс явно что-то скрывает от Ватсона. В любом случае, с самого начала «Медных буков» нам дают понять: речь пойдет об актерстве, переодеваниях и надувательстве. Так оно и есть, но только гораздо мрачнее.

Сам папаша рассказывает о нем с каким-то даже хармсианским воодушевлением:

«…Очаровательный маленький проказник, ему только что исполнилось шесть лет. Если бы вы видели, как он бьет комнатной туфлей тараканов! Шлеп! Шлеп! Шлеп! Не успеешь и глазом моргнуть, а трех как не бывало».

Гувернантка Хантер:

«Мне еще ни разу не доводилось видеть такое испорченное и злобное маленькое существо. Для своего возраста он мал, зато у него несоразмерно большая голова. Он то подвержен припадкам дикой ярости, то пребывает в состоянии мрачной угрюмости. Причинять боль любому слабому созданию — вот единственное его развлечение, и он выказывает недюжинный талант в ловле мышей, птиц и насекомых».

Наконец, экспертное мнение Шерлока Холмса:

«Этот ребенок аномален в своей жестокости, он наслаждается ею, и унаследовал ли он ее от своего улыбчивого отца или от матери, эта черта одинаково опасна для той девушки, что находится в их власти».

В общем, милый мальчик.

Такая вот символическая месть животного мира алчным отцам: Ройлотта кусает его собственная гадюка, Рукасла — его собственный цербер.

На прекрасном сайте ancestry.co.uk, введя фамилию Rucastle, можно найти десятки Рукаслов, уехавших во второй половине XIX века в Штаты и даже в Африку. На том же сайте есть карта распространения этой фамилии, согласно которой перед нами — типичные жители северо-востока Англии, рядом с шотландской границей.

Wiener M. J. English Culture and the Decline of the Industrial Spirit. Cambridge: Cambridge University Press, 1981.

Ко Всемирной выставке в Лондоне 1851 года. Изначально был возведен в Гайд-парке, а затем перенесен в южную часть города. Уничтожен пожаром в 1936-м.

Среди его работ — лондонский Биг-Бен.

Выдающийся английский писатель, художник, социальный реформатор второй половины XIX века. Участник группы «прерафаэлитов».

Хэзерли О. Будут ли строить и дальше в темные времена? // Неприкосновенный Запас. № 3 (89). 2013. С. 55–56.

Кстати говоря, топографические городские традиции Лондона редко исчезают — вместо паяльных мастерских на этой улице сейчас множество компьютерных лавок и мастерских по ремонту всяческой электроники.

Conan Doyle A. The Sign of Four. Edited by Shafquat Towheed. L.: Broadview Editions, 2010.

В англоязычной историографии ведется спор по поводу того, как называть эти события: восстанием, мятежом или даже национальной революцией. Обычно упоминается термин mutiny (на русском нечто между «восстанием», «бунтом» и «мятежом»; в этом слове можно уловить неодобрительную коннотацию), который, по понятным причинам, не удовлетворяет индийских историков. В русскоязычной историографии установился термин «сипайское восстание», довольно справедливо отсылающий к причинам и движущим силам событий 1857–1858 годов. Понимая ограниченность такой трактовки, я использую все-таки этот термин как устоявшийся. Уверен, что специалисты по британской колониальной истории и индологи меня поправят — я с благодарностью восприму любую критику.

В русских переводах приняты оба варианта транскрипции его фамилии, «Уотсон» и «Ватсон»; в этой книге я по причинам скорее сентиментального, нежели рационального свойства использую «Ватсон».

Не считая его прискорбной неаккуратности в обращении с деньгами и склонности к небольшим финансовым авантюрам.

Что подчеркивается даже внешним видом ларца, где оно хранится: ручная работа бенаресских ремесленников. Перед нами богатство доиндустриальной, домодерной эпохи.

Любопытно, что это интерес не только тогдашних читателей. Сегодняшней публике равно любопытен и экзотический (далекий от нее) приключенческий сюжет, и близкое ей представление о границах принятого и дозволенного; оттого преступления, которые расследует Холмс, нынешнему читателю понятны и требуют безусловного наказания. Это значит, что в каком-то смысле викторианская норма во многом еще актуальна.

См.: Conan Doyle A. The Sign of Four. Edited by Shafquat Towheed. P. 56.

Холмс установил, что часам около пятидесяти лет. Соответственно, их изготовили около 1838 года, лет за пятнадцать до рождения доктора Ватсона. Отец Ватсона, как мы узнаем из разговора, умер уже очень давно, а брат, после которого доктору достались часы, — недавно. Судя по всему, брат Джона Ватсона не был намного старше его, вряд ли больше чем лет на десять, ибо тогда его смерть едва ли приписали бы по разряду алкоголизма — в викторианские времена можно было спокойно умереть в пятьдесят — пятьдесят пять лет от естественных причин. Из всего этого можно сделать такой вывод: старший брат Ватсона был молодым человеком, когда получил наследство.

Обратим внимание на параллелизм двух чисто маскулинных семейств, Ватсон и Шолто: мертвый отец, оставивший наследство, погибший от отравления (неважно, ядом или алкоголем) брат, а оставшийся в живых брат в своем социальном поведении далеко ушел от типичного для этого класса образа жизни (да-да, не только Тадеуш Шолто, и Ватсон тоже — ведь modus vivendi городского буржуа не предполагал погонь на Темзе, перестрелок с андаманскими аборигенами и пробежек через пол-Лондона за собакой-ищейкой).