Сергей Петров - Крестовский, Елагин, Петровский. Острова Невской дельты

Версаль значительно южнее Петербурга, и солнцем там можно любоваться с весны до глубокой осени, в Питере же интерес к Стрелке держался лишь в июне-июле, пока тепло и не слишком дождливо. Вероятно, по этой причине летние паломничества на Стрелку у нас были столь многолюдны. Ближе к закату петербуржцы облепляли Стрелку, любуясь тем, как огненный шар опускается в Финский залив под звуки музыки, выстрелы шампанского и залпы фейерверка. В короткие июньские ночи проявлялось существенное преимущества Петербурга перед Версалем: солнце садилось в Финский залив и уже через час всходило на противоположной стороне – на востоке, у Елагинского дворца. Ничего подобного во Франции, где ночи значительно длиннее, увидеть невозможно.

Вот как поэтично описал в журнале «Семейный круг» в 1860-х гг. закат на Стрелке один из очевидцев: «Особенно эффектен тот момент, когда дневное светило, превратясь в тёмно-красный, ярко очерченный шар, как бы погрузится в глубь залива, бросив природе и зрителям на прощанье лучи фиолетового цвета. Затем воцаряется тишина, и с нею волшебная светотень, которая едва-едва успевает опуститься до земли, как уже на противоположной стороне горизонта вы видите сквозь деревья голубой проблеск новой денницы».

На Стрелке Елагина острова. 1913 г.

На Стрелке. Начало XX в.

Из-за этой красочной картины запад Российской империи в воображении многих обывателей располагался не на западных границах государства, а на западной оконечности Елагина острова. К тому же в имперские времена на лето выпадали праздники, дни рождения или именины царствующих особ, юбилеи прославленных полков, всё это совмещалось в одно очень шумное и радостное действо.

Елагинский выход к взморью среди горожан чаще именовался по-иностранному «пуантом», называть его по-русски «стрелкою» среди «приличной публики» одно время считалось дурным тоном. Пуант привлекал десятки тысяч зевак, однажды они вдохновили поэта Николая Агнивцева на стихотворение:

Предреволюционный облик Стрелки описывает и Лев Николаевич Штерн, оставивший очерки воспоминаний «Острова моего детства»: «Медленно прогуливающиеся по дорожкам дамы в невероятных шляпах… Их спутники – „господины“ в плоских соломенных канотье или панамах, и офицеры в мундирах. Сидящие за мольбертами у самой воды длинноволосые художники в блузах и широкополых шляпах. Все они казались мне пришельцами из какого-то другого мира. Наверное, именно к этим гуляниям на „стрелке“ и относилась строчка поэта „Шофёр, на острова“».

Детей няньки крепко держали за руки – как бы в воду не упали. Никаких ограждений и нынешних балюстрад со львами тогда не существовало, а от дорожки, окаймлявшей Стрелку, шли крутые откосы прямо в воду.

Елагин остров. Плавучий ресторан

Добирались из центра города на Елагин остров по-разному, кто победнее – пользовался конной железной дорогой, один из маршрутов пролегал от Главного штаба до Крестовского острова, билет внутри вагона стоил 6 коп., наверху (на империале) – 4 коп.; кто побогаче – нанимал извозчика, и быстрее, и почти без тряски, но дороже. Менее 40–50 коп. такой проезд редко стоил.

Советское время решительно отвергло вальяжно-буржуазное времяпровождение. В 1932 г., когда на Елагином острове открыли Центральный парк культуры и отдыха (по простонародному «Цыпочка»), в фаворе стали активный отдых и различные спортивно-массовые мероприятия. Всё направлялось на воспитание гармоничного советского человека, а идеальные фигуры «женщины с веслом», «метательницы диска» и балерины Галины Улановой, установленные на Центральной аллее острова, невольно заставляли подтянуться и в очередной раз сказать себе: «Всё, с понедельника и я займусь спортом».

Зимой катались на коньках и лыжах – здесь работал дом отдыха выходного дня, а ледяное пространство Финского залива между Стрелкой и Лахтой, в то время совершенно пустынное, в 1950–1960-х гг. облюбовали рыбаки. Всё белое поле льда было усеяно чёрными точками, особенно ближе к марту, когда в Неву заходила корюшка. Летом большой популярностью пользовалась лодочная станция. В выходные лодку взять было нереально, поэтому многие приезжали в будни после работы. В залог оставляли комсомольский билет или часы и катались до глубокой белой ночи. Иногда из лодки доносился звук гитары, а иногда бульканье разливаемого «тридцать третьего» портвейна и звонкое чоканье стаканов, раздобытых у ближайшего автомата газированной воды.

Про Стрелку, к тому времени одетую в гранит, не то чтобы позабыли, но любоваться закатами на её каменных скамейках предпочитали в основном влюбленные, да и те дожидались захода солнца не по причине любования природным феноменом, а по более интересному, с их точки зрения, поводу. На посещаемости Стрелки сказался, в том числе, и фактор удалённости её от мостов. Ведь в дореволюционное время дамы и «господины» съезжались сюда на извозчиках или авто, теперь – только пешком. Для транспорта остров в советское время закрыли.

Век XXI поставил крест и на советских развлечениях. Хотя каток по-прежнему заливается и существует прекрасная лыжня, работают группы здоровья и музей, всё стало как-то тише, спокойнее. Индивидуализм в обществе повлёк за собой индивидуализм в отдыхе. Нет прежней массовости: если раньше в иные летние дни ЦПКиО посещало до 200 000 человек, то сейчас не бывает более 20 000 проданных билетов. Не случается и прежних скоплений летними вечерами на Стрелке или зимними днями – на катке. У каждого теперь свой отдых. Пробежки по утрам деловых подтянутых обитателей Крестовского острова и Старой Деревни в дорогих спортивных костюмах; мамаши с колясками, прогуливающиеся у Масляного луга…