Юрий Левада - Время перемен. Предмет и позиция исследователя (сборник)

Советская история знала лишь одно поколение «вполне советских» людей. Хронологически это в основном поколение (когорта) вступивших в активную социальную жизнь в начале 30-х гг. и занимавших ключевые позиции в ней до середины или конца 50-х. Предыдущее поколение было переломлено революционными потрясениями и лишь отчасти приспособилось к новой для него жизни. Последующее – встретило и, в общем, с готовностью приняло кризис и распад всей системы.

То, что советская и подобные ей общественные системы не оказались способными воспроизводиться в последующих поколениях, – факт сегодня общепризнанный. Подтверждают его и некоторые данные нашего исследования.

Чтобы объяснить принципиальную нерепродуцируемость того распределения социально-антропологических типов, которое составляет структуру «человека советского», как нам кажется, следовало бы принять во внимание разнородность, разнослойность самой этой структуры. Она утвердилась тогда – и постольку, – когда произошла смена функциональных элит и последовавшее за этим изменение расстановки человеческого материала в обществе. В грубом приближении эта расстановка (иерархия власти) может быть сведена к трем элементам: властвующая элита, примыкающая к ней образованная «прослойка» и «послушный им народ», то есть масса «простых» людей. В этой конструкции собственно элиту составляют первые две группы (властвующая и поддерживающая), состояние которых прежде определяло стабильность общества и ее нарушение. Наиболее сложна оценка функции поддерживающей элиты (интеллигенции): демонстративная или молчаливая лояльность при некоторой степени скрытого сопротивления власти может трактоваться в прямо противоположных смыслах («капитуляция» и «потенциал свободолюбия»). Имеются основания рассматривать два слоя, два одновременно значимых смысла этой функции, которые в разных условиях оказываются доминирующими.

В советском обществе относительно устойчивого («классического») периода стабильность обеспечивалась монополией власти, лояльностью поддерживающего слоя, покорностью массы. (Напомним, что речь идет о демонстративных аспектах функций соответствующих сил.) Причины разрушения этой стабильности многообразны, широко обсуждаются, в данном случае нам важно выделить только социально-антропологические их составляющие.

Смена поколений губительно сказалась на внутренней структуре властвующей элиты. Показное единогласие уступило место растерянности и дезориентации (примерно с середины 50-х гг.). Доминирующий интерес к самосохранению не мог придать ей ни силы, ни сплоченности. Жесткий контроль отчасти уступил место системе сделок и допусков (по отношению к местным и функциональным фракциям правящей элиты, а также и поддерживающего слоя). Это привело к тому, что со следующей сменой поколений (к середине 80-х гг. или началу «перестройки») произошло разрушение всей пирамиды власти и ее антропологических устоев – единомыслия, принудительной лояльности, массовой покорности. Разрушение нормативных стандартов социального поведения, то есть стандарта нормативно заданного «человека советского», начавшееся в верхних слоях пирамиды власти, распространилось на поддерживающие структуры (из опоры режима интеллигенция превратилась в носителя вестернизованного образца, обладающего привлекательностью практически для всех общественных групп). Наконец, «массовый человек» современного советского общества утратил стимулы (как иллюзорные, так и устрашающие) ориентации на «советский» образец.

Разрушение элиты и поддерживающих ее механизмов общественного доверия, страха, социальной мифологии оказалось столь важным и роковым, потому что с момента своего формирования советская система, в том числе «система» советского человека, строилась на двусмысленной, лукавой основе.

Главная особенность нормативных установок «человека советского» состояла в том, что они никогда не могли быть исполнены, более того, эта неосуществимость была всегда условием их существования. Все социальные механизмы принуждения, воспитания и контроля практически ориентировались на «производство» человека лояльного, демонстративно принимающего господствующие ценности. Реализация их не требовалась и не была возможной. Под громкими лозунгами все слои общественной пирамиды работали по одному и тому же принципу – самосохранения, выживания. Демонстративное принятие полной зависимости от всемогущего государства было условием сохранения определенной «ниши» для приватного, семейного существования. Подчинение всеобщему планированию – гарантией возможности для некоторой хозяйственной автономии. Важно подчеркнуть взаимность «допусков»: тотальный государственный контроль не мог существовать без фактического признания приватной сферы, как и «плановая» система не могла обходиться без личного интереса и «теневого» продолжения.

Моделью отношений человека с обществом советского типа можно, вероятно, считать систему традиционного колхоза, где земля и работа делились на две принципиально различные неравные части: «общее» (чужое, казенное) и «свое». Работник, бывший крестьянин, жил плодами «своего» (личного «подсобного» участка), но чтобы сохранять на это право, он должен был отдавать «дань» колхозу и государству. В свою очередь, колхоз и власти вынуждены были – не сразу и не без колебаний – согласиться с существованием личного хозяйства как источника средств к существованию человека. На этой сделке строилась вся экономическая система в селе. Эта сделка явилась плодом некоего практического компромисса, а не теоретического проекта. В масштабах страны она не существовала более срока одного поколения (заметим, что действует та же мера времени). Кончается же традиционно-колхозное разделение «сфер деятельности» для обеих сторон плохо: разрушением деревни и окончательным раскрестьяниванием населения. Одна из важнейших причин этого – невоспроизводимость установок на «сделку» со сменой человеческих поколений. Потомки колхозников первого поколения не удерживаются в деревне. (Мы несколько упрощаем реальные процессы, но для модельного сравнения этого достаточно.)

В ситуации претендующего на тотальную власть патерналистского государства у человека (массового, среднего общественного человека) нет возможности для элементарного самосохранения без явной или подразумеваемой сделки с всемогущим партнером (сделка с дьяволом – чуждой и бесконечно могущественной силой). Но и «всемогущая» власть не может существовать без постоянных сделок с множеством «простых» людей, без признания их права на самосохранение.