Юрий Левада - Время перемен. Предмет и позиция исследователя (сборник)

На деле же, как показано всей серией разоблачений и признаний, связанных со сменами состава правящих верхов и элит, такого разграничения просто не существует. Сплоченности и рациональности действий «наверху» ничуть не больше, чем на нижележащих ступенях социально-политической пирамиды общества. «Верхи» неизбежно живут по тем же правилам лукавого двоемыслия, что и типичные их подданные, так же лукавят сами с собой, принимая на веру желаемое, и если время от времени вынуждены заявлять о решимости выпутаться из порочного круга, то лишь запутываются еще сильнее. И потому именно политическая элита («голова») прежде всего разлагалась и коррумпировалась (духовно и нравственно).

Опыт десятилетия российских перемен и перетрясок подтверждает это вновь. Самая яростная критика этого положения «задним числом» (означающая на деле перенос вины на предшественников) не позволяет выйти за рамки круга, очерченного лукавым сознанием. Расчет команды «сменщиков» на то, что безвыигрышная в перспективе военная кампания может принести нужные плоды, – циничен и лукав. Надежды же вчерашних кумиров радикальной демократии на то, что, поддержав этот курс, они сохранят причастность к власти (или обслуживающим ее механизмам), еще в большей мере опираются на лукавое двоемыслие. Выйти за его пределы обществу и его лидерам пока не удалось.

Год 1999-й обнаружил ряд новых феноменов общественного мнения, которые ранее не замечались исследователями. Широкое, почти единодушное осуждение первого президента России (в частности, в то время, когда Думой была предпринята попытка импичмента Б. Ельцина) сменилось примерно столь же массовой поддержкой нового премьера, который стал официальным его наследником. С августа 1999 г. начался довольно сложный и длительный процесс фактического перехода высших властных полномочий в руки нового лидера и – как ожидалось, по крайней мере – новой президентской «команды». Можно отметить четыре взаимосвязанных направления трансформации общественных настроений и симпатий за эти месяцы: во-первых, формирование массовой поддержки неизвестному ранее деятелю; во-вторых, кардинальная переоценка военно-чеченской кампании; в-третьих, создание социальной базы для бюрократического блока «Единство»; в-четвертых, разрушение аналогичной базы для столь же бюрократического блока «Отечество – Вся Россия» и дискредитация его лидеров. Все они обеспечивались беспрецедентным и беспредельным давлением со стороны государственных телеканалов. Если в период президентской избирательной кампании 1996 г. с трудом полученная поддержка Б. Ельцина была достигнута в результате политической мобилизации «старого» демократического электората, то в данном случае требовалось не воспоминание о славном прошлом, а демонстративное отрицание его, противопоставление стилю и наследию прошлого, конструирование симпатий к новому лидеру как бы с нулевого уровня. Достигнутый результат – поддержка кандидатуры В. Путина большинством потенциального электората – породил в среде пропагандистской (пиаровской) его поддержки представление о том, что средствами «эффективных технологий» можно надолго овладеть не только общественным мнением, но и самим механизмом власти над обществом. Последующие месяцы (скорее всего, уже после президентских выборов) покажут, насколько обоснованны подобные представления.

Важный «фоновый» момент указанных сдвигов в общественных симпатиях – изменение общественных настроений, наблюдаемое с лета и особенно с осени 1999 г.: резко улучшились показатели социального оптимизма, оценки людьми их собственного положения, надежды на будущее, доверие к властным институтам и пр. (табл. 1).

Таблица 1

Индексы социального настроения 1998–2000 гг. [473]

Если в феврале 1999 г. 28 % опрошенных отвечали, что они уже приспособились к переменам последних лет, а еще 20 % – что они приспособятся в ближайшее время, то к концу декабря 1999 г. эти показатели составили уже соответственно 41 % и 23 % (исследования типа «Экспресс», N = 1600 человек). И при этом только 15 % отвечали, что они выиграли от происшедших перемен, а 73 % – проиграли. Это значит, что люди начинают привыкать к потерям, а некоторая часть – меньшинство, порядка 10 %, по данным ряда исследований, – стремится использовать открывшиеся с реформами новые возможности.

Имеется очевидная «экономическая» составляющая процесса роста позитивных настроений за последние месяцы: признаки оживления хозяйства, стабилизация рубля, заметное уменьшение мучительных для населения задержек зарплат и др. (так, в 1999 г. в феврале улучшение ситуации с выплатами отмечали только 17 %, а в декабре – 50 %, номинальные душевые доходы за год возросли почти в полтора раза). Однако лишь экономических факторов явно недостаточно, чтобы объяснить крутой поворот общественного мнения в сторону оптимизма. Решающую роль здесь, скорее всего, сыграли надежды, связанные с новым энергичным лидером, и первые успехи решительных действий в мятежной Чечне.

Наблюдаемый на протяжении ряда месяцев затяжной переход власти от Б. Ельцина к В. Путину представляет собой довольно сложный и противоречивый социально-политический процесс, затрагивающий различные сферы, слои, механизмы общественной жизни. Сама сложность такого перехода давно может считаться некоей отечественной традицией: персонализация верховной власти при неразвитости формальных политических институтов в России неизменно, в течение нескольких столетий, приводила к тому, что смена первых лиц означала смену политических эпох, стилей и механизмов господства, состава и роли определенных групп влияния и т. д.; наиболее драматическими такие переходы были в XVIII–XX вв. В XX в. ни один из российских и советских правителей не ушел в «положенный» срок, при гарантированных условиях преемственности. Каждый властный переход означал более или менее глубокую трансформацию властных механизмов.

В этом ряду происходящий переход может, видимо, считаться наиболее длительным и как будто лишенным внутриполитической напряженности. Очевидно, однако, что соблюдение конституционных рамок и видимая бесконфликтность, даже фактическое отсутствие конкуренции обеспечены смещением решающих политических и программных дилемм в сферы неформальных меж– и внутригрупповых отношений в коридорах или подземельях власти (отсюда, разумеется, и затяжной характер реальной передачи власти, далеко выходящий за формальные рамки – как в начале, так и в конце). И столь же очевидно, что внешне мирный процесс смены «караула» в Кремле гарантирован и стимулирован широкими и ожесточенными военными действиями на Северном Кавказе. Да и тревожная неопределенность принципиального политического курса верховной власти на всем протяжении «переходных» месяцев показывает, сколь неустойчивыми и расплывчатыми оказались сами рамки социально допустимых действий, предусмотренных конституционными статьями и традициями постсоветских лет.