Григорий Померанц - Работа любви

Как-то раз одна женщина задала мне вопрос: «Будет ли Бог, увиденный лицом к лицу в посмертии, таким, каким мы Его себе сейчас представляем?».

Я онемела. Что мне было ответить? Что Бог непредставим и невообразим? И еще надо было бы сказать ей, что тот, кто не встретил Бога лицом к лицу здесь, не встретит Его и там. Это не только я говорю, но еще и Симеон Новый Богослов. Я повторяю его снова – говорю из своего внутреннего опыта.

Да, встреча лицом к лицу – это, пожалуй, то, для чего мы созданы. И это трудней всего понять умом.

Представим себе, что о Боге не было бы ничего написано, рассказано. Мы не знали бы никаких заповедей, никто нам не говорил, что Бога надо любить, что с Ним надо встречаться лицом к лицу. – Ничего не знаем, как ребенок, только-только открывающий мир.

Мы открываем глаза и встречаемся с миром Божьим, с чудом света, красоты. Мы не знаем, откуда это возникло, кто это создал. Мы ничего не знаем, но мы поражены, потрясены, мы не перестаем удивляться миру, мы полны им, мы бесконечно любим его.

Или – другой вариант. Мир этот – для нас неживая, равнодушная природа, некий фон, на котором разворачивается наша жизнь. Это мы живые, центральные фигуры. Это мы наделяем мир нашими чувствами, мыслями, а сам он – мертвый, неодушевленный.

Одна молодая женщина, учившая мальчика русскому языку, спросила его: дерево – одушевленный предмет или нет?

– Конечно, одушевленный, – ответил мальчик.

– Ты совершенно прав, но с точки зрения грамматики, это не так. Как не вспомнить здесь снова Витгенштейна: «Мистики правы, но их правота противоречит грамматике».

А другой человек на утверждение семилетней дочки, что дерево – живое, сказал: «Оно не живое, оно мокрое!». И на долгие годы утратил доверие девочки.

«Мы живем в этом мире, если любим его», – сказал Тагор. Да, не любящий мир – сам неодушевленный, неживой. Нас делает живыми наша любовь. И, смею думать, – только она. Все дело в степени и характере этой любви.

Можно быть потрясенным красотой мира до такой степени, что ты как бы досматриваешь мир до его последней глубины – до Сущности – и видишь сердцем эту Сущность, скрытую от глаз, Сущность – Сущего. (Имя библейского Бога Яхве (Иегова) значит – Сущий.) Можно досмотреть творение до его Творца.

Что это значит? Да примерно то же, что значит – досмотреть человека до его души.

Есть известный анекдот (кажется, факт) о разговоре одного знаменитого летчика со священником, который в прошлом был знаменитым хирургом.

– Я был в небе, но Бога нигде не видал, – сказал летчик.

– А я был внутри человеческого организма. Видел сердце, а душу – никогда. Оперировал голову. Видел мозг, а мысли – ни единой.

Разве все, видящие нас глазами, понимают, чувствуют нас? Иными словами – видят нашу душу? Так и душу мира, сущность мира видят далеко не все. Это ви́денье зависит от глубины взгляда, от глубины сердца глядящего. Сердцу, открывшемуся настежь, открывается мировая всецелость. Это сердце, включив в себя всё и всех, ощутило, что есть еще нечто за всеми пределами (чертами) – какое-то новое качество мира – его беспредельность. Есть таинственное целое, единый организм, в который входит всё – и я в том числе. Палец не только палец – он еще и рука и весь человек. Я не только я. Я еще и лес, и небо, и вся вселенная. Человек, почувствовавший это, как бы пробуждается от сна, от сонного неполного сознания и сознает, чувствует свою внутреннюю бесконечность.

Так происходит встреча лицом к лицу.

Как-то меня спросили: «Как можно любить Бога? Я понимаю любовь к конкретному человеку, но что такое любовь к Богу?»

Да, есть такая Первая заповедь; но как ее исполнить?

Так вот – когда происходит эта встреча лицом к лицу, невозможно не любить Бога. И любовь эта совершенно конкретна, реальна. И может быть более жгучей, чем самая жгучая любовь к конкретному человеку.

Для открывшегося сердца просто невозможно не любить Бога. Сердце переполняется благодарностью и любовью к силе, которая создала это чудо и единит меня с целым миром. Нет большего счастья, чем это чувство единения с Бесконечностью, причастия Ей.

Все это так – для пережившего такую Встречу лицом к лицу.

А для не пережившего? Что значит «любить Бога» для не пережившего живую встречу с Ним? Пустые слова? Не всегда и не совсем. А может быть, и совсем нет.

Человек может еще и не дожить до встречи с Богом и все-таки любить мир, благодарить за чудо жизни, любить людей и все живое, быть добрым и праведным. Как Иов. И его могут ждать такие же страшные испытания, как и библейского Иова.

Здесь уже не раз говорилось о том, как долго и верно оправдывали Бога друзья Иова. Оправдывали Бога и обвиняли Иова. И почему Бог встал на сторону отчаявшегося, проклявшего день своего рождения Иова, а не на сторону его благочестивых друзей – до сих пор остается неясным очень многим людям. Дело в том, что Бог говорит с сердцем, а не с разумом. На доводы разума ответит разум. А Бог предстанет только открывшемуся настежь сердцу. Сердце Иова кричало. Сердца его друзей молчали. Они не дошли до предела всех разумных доводов, а Иов перешел этот предел. И только там, за этим пределом, может произойти встреча с чем-то большим, чем весь ты, ты – отдельный человек. Встреча с мировой всецел остью. С Богом. Эта встреча перевернула сердце Иова. И он понял, что не вправе спрашивать. Его долг отвечать перед Тем, Кто дал ему жизнь. Но ведь Иов не раз говорил в прошлом во время страшных бед: «Бог дал, Бог взял. Все – от Бога!». И не роптал. А вот теперь возроптал. Что Бог хочет от него еще?

То, о чем он и не смел помыслить раньше: – Богоподобия. Сотворчества. Способности отвечать за все.

Творец жизни – не кто-то внешний, не предмет среди предметов (пусть и высший). Творец этот слит с ним – творением, влит внутрь него. Он дал ему нечто большее, чем эта короткая жизнь, – способность к росту, к единению с Бесконечностью. Иов должен был ощутить свою внутреннюю бесконечность и отвечать, а не спрашивать.