Ю. Андреев - Поэзия мифа и проза истории

Видимо понимая, что он повел свой рассказ не совсем в том направлении, в котором его следовало бы вести, Платон уже в самом конце «Крития», как бы спохватившись и возвращаясь к первоначальному своему замыслу, быстро и как-то сбивчиво объясняет читателю, что вначале атланты были добродетельны и не поддавались развращающему влиянию окружающего их богатства, но мало-помалу заложенное в них их прародителем Посейдоном божественное начало смешалось с человеческим и, таким образом, утратило свою силу, что привело этот гордый народ к нравственной деградации, а затем и к гибели.

Как бы то ни было, изначальная идейная и художественная заданность платоновского мифа не вызывает никаких сомнений. Несмотря на некоторые логические неувязки, все в нем подчинено единой, с самого начала четко сформулированной самим философом цели. Миф об Атлантиде сочинен Платоном как наглядная иллюстрация к его же теоретическим построениям, содержащимся в трактате «Государство», вместе с которым «Тимей» и «Критий», как это давно уже признано в науке, составляют некое подобие философской трилогии, развивающей, в сущности, одну и ту же тему.

Проект идеального полиса, с которым мы знакомимся в первой части трилогии, разумеется, не мог быть просто скопирован с какого-то одного реально существовавшего греческого или варварского государства. Правильнее было бы оценить его как результат синтеза целого ряда разнородных элементов, переплавленных могучим воображением великого философа в единое художественное целое. Внимательный анализ обнаруживает в этой сложной конструкции заимствования и из спартанского «ликургова космоса», и из «конституции» дорийских полисов Крита, и из кастовой системы Древнего Египта, и из сочинений других греческих философов-утопистов, предшественников Платона. Едва ли существенно иными были методы, которые автор «Государства» использовал при работе над логически продолжающими это его сочинение диалогами «Тимей» и «Критий». Судя по всему, и праафинское государство, и противостоящая ему, Атлантида были сконструированы из самого разнородного материала по тем же самым законам утопического жанра, по которым был создан и проект идеального полиса в «Государстве».

При таком понимании мифа описываемая в «Тимее» война афинян с державой атлантов воспринимается как своеобразный эксперимент, призванный подтвердить правильность теоретических расчетов Платона. Но как понять совершенно неожиданную и необъяснимую на пер, вый взгляд концовку всей этой истории? Рассказав своим слушателям о том, как афиняне, изменнически оставленные своими союзниками, сражаясь в одиночку, не только остановили несметные полчища атлантов в их дальнейшем продвижении на восток, но и освободили от их владычества все уже покоренные ими народы и племена «по эту сторону Геракловых столпов», Критий завершает свое повествование такими словами: «Но позднее, когда пришел срок для невиданных землетрясений и наводнений, за одни ужасные сутки вся ваша воинская сила была поглощена разверзнувшейся землей; равным образом и Атлантида исчезла, погрузившись в пучину». Это странное завершение великой войны многих ставит в тупик.

В самом деле, атланты несут наказание за свою гордыню и нечестие, — это в общем логично и понятно. Но зачем было отправлять вместе с ними в преисподнюю доблестных и благородных афинян, покрывших себя неувядаемой славой и как будто ни в чем не провинившихся перед богами? На первый взгляд здесь явное попрание законов жанра, ведь во всякой порядочной драме под занавес проваливается в тартарары, к вящему удовольствию публики, закоренелый злодей, но никак не добродетельный герой. Д. С. Мережковский по этому поводу замечает: «Здесь у Платона концы с концами не сходятся: начал за здравие, кончил за упокой Сократовой и своей Республики. Град божий — плод всей своей мудрости — хотел вознести до неба и низверг в преисподнюю; только что попробовал сдвинуть его неподвижную схему, как все обрушилось, словно песочная башенка, игрушка детей…» И несколько далее такое резюме: «Люди перед смертью иногда сходят немного с ума: «Атлантида» такое безумие Платона».

В действительности дело здесь, разумеется, вовсе не в безумии Платона. Мережковский просто не очень внимательно читал предшествующий текст «Тимея» и не обратил внимания на довольно пространный рассказ египетского жреца (того самого, который беседовал с Солоно м в храме богини Нейт) о грандиозных мировых катастрофах, которые, происходя через определенные промежутки времени, уничтожают большую часть человеческого рода, которая погибает либо от страшных пожаров (Платон связывает их с отклонениями небесных светил от своих обычных орбит), либо от великих наводнений.

Во время этих катастроф погибают по большей части люди образованные, обученные грамоте, в живых же остаются, наоборот, невежественные и неграмотные пастухи, укрывшиеся в каких-нибудь горных ущельях или лесных чащах. Этим, как полагает Платон, и объясняется в первую очередь чрезвычайная краткость исторической памяти человечества, ее неспособность проникнуть в прошлое более чем на время жизни нескольких ближайших поколений. Так были забыты и Атлантида, и праафинское государство, и война, происходившая между ними. После одновременной гибели этих двух держав не осталось никого, кто мог бы передать память о них потомкам. Лишь один Египет благодаря особо благоприятному географическому положению избежал общей участи во время этой катастрофы, так же как и всех прочих. По этой причине только здесь и сохранились свидетельства о событиях девятитысячелетней давности. Итак, мы видим, что миф об Атлантиде может быть по-настоящему понят лишь в том случае, если мы будем рассматривать его, с одной стороны, в контексте политической теории Платона, его учения об идеальном государстве, с. другой же — в контексте его космогонических и тесно связанных с ними общеисторических представлений, в основе которых лежит идея цикличности или вечного возвращения к одной и той же исходной точке.

Разумеется, и сама платоновская концепция истории человечества, и дополняющий ее в качестве главного аргумента, подтверждающего ее справедливость, рассказ о войне афинян с атлантами и последующей гибели обеих противоборствующих держав весьма далеки от известной нам реальной истории Древнего мира. Тем не менее внимательное изучение мифа об Атлантиде показывает, что именно реальная история была в значительной степени тем материалом, из которого Платон сконструировал свое псевдоисторическое повествование. Как уже было замечено, афинский философ превосходно знал современную историческую литературу, в которой запечатлелись события недавнего и более отдаленного прошлого. Некоторые из этих событий в несколько видоизмененной форме послужили сюжетной канвой для платоновской «правдивой истории». Нетрудно заметить, что рассказ о войне афинян с атлантами в «Тимее» довольно близко напоминает хорошо известные Платону, так же как и большинству его сограждан, события греко-персидских войн. История войны афинян с атлантами представляет собой как бы зеркальное отражение повествования Геродота о крушении персидских планов завоевания Греции. Тогда грекам пришлось столкнуться с огромной сухопутной варварской державой, надвигавшейся на Балканский полуостров с востока. В «Тимее» их грозным противником оказывается великая морская держава, подчинившая себе все Западное Средиземноморье. Но как в том, так и в другом случае афиняне выступают в роли поборников общеэллинского дела, как вожди всех прочих греческих государств перед лицом варварской угрозы. Напомним, что уже Геродот называл афинян «спасителями Эллады» от персов. Теперь Платон переносит их славный подвиг в отдаленное прошлое, отделенное от эпохи греко-персидских войн почти девятью тысячами лет. Отдельные эпизоды войны с персами как бы заново воскресают на страницах платоновского диалога. Так, самый драматический момент этого рассказа, когда афиняне, брошенные на произвол судьбы своими союзниками, в одиночку вынуждены были противостоять несметным полчищам атлантов и в конце концов сумели не только одолеть их, но и изгнать туда, откуда они пришли, то есть за «столпы Геракла», неизбежно вызывает в памяти знаменитое сражение при Марафоне, в котором небольшое ополчение афинских граждан наголову разбило численно превосходящую армию персидского царя Дария, несмотря на то что другие греки лишь пассивно наблюдали за происходящим, не оказав афинянам никакой поддержки.