Ю. Андреев - Поэзия мифа и проза истории

В представлении Аполлония, Эридан был восточным рукавом Родана, тогда как другой его рукав, видимо соответствующий Рейну, устремлялся на север и там впадал в Океан.

По Аполлонию, жилище Кирки находится уже не на острове Ээя, как это было у Гомера, а на тирренском, то есть этрусском, побережье Авзонии (Италии).

Эта версия маршрута обратного плавания аргонавтов возникла задолго до Диодора. Сам он ставит на первое место среди своих источников сицилийского историка Тимея из Тавромения, жившего в IV–III

В дошедших до нас поздних версиях сказания состав экипажа «Арго» носит явно случайный характер. В него включены, видимо, из престижных соображений, чтобы подчеркнуть важность и масштабность задуманного Ясоном предприятия, чуть ли не все самые популярные греческие герои старшего поколения, жившего еще до Троянской войны. Лишь некоторые из них проявляют себя во время похода, да и то лишь в отдельных его эпизодах, как бы специально введенных в повествование, чтобы дать возможность тому или иному герою продемонстрировать свою доблесть, силу или какие-нибудь другие замечательные качества. Примерами могут служить сцены кулачного поединка одного из братьев Диоскуров, Полидевка, с царем Амиком, расправы, учиненной братьями Бореадами, Зетом и Калаидом, над гарпиями, досаждавшими слепому Финею, состязания в пении между Орфеем и сиренами и т. п. В первоначальной версии мифа отбор Ясоном его спутников проводился, по-видимому, более целенаправленно, скорее всего в расчете на их помощь в преодолении каких-то конкретных преград, подстерегавших главного героя на пути в царство Ээта. Такими персонажами могут считаться, например, обладавший необычайно острым зрением кормчий Линкей или другой герой, Евфем, который бегал так быстро, что мог пробежать по морским волнам, не замочив ступней.

По всей видимости, это произошло лишь после того, как район скитаний Одиссея был более или менее прочно локализован античными географами в западной части Средиземноморского бассейна.

Медея греческих мифов — само воплощенное злодейство. Терзающие ее душу противоречивые чувства любви и жажды мести толкают Медею на совершение самых страшных преступлений. Так, спасаясь, вместе с Ясоном от преследования разгневанного Ээта, она разрубает на части тело своего младшего брата Апсирта и такой чудовищной ценой останавливает погоню. В Иолке она убеждает дочерей старого царя Пелия сварить его в котле, пообещав неразумным девам, что после этой «процедуры» отец снова станет молодым и сильным (ср. сходный мотив в мифе о гибели Миноса). Узнав, что Ясон изменил ей и собирается жениться на дочери коринфского царя Креонта Главке, Медея задумывает и приводит в исполнение страшный план мести. Невесте Ясона она посылает пропитанное колдовским зельем платье, надев которое, Главка погибает вместе со своим отцом в пламени, После этого колдунья убивает собственных детей от Ясона и, отплатив таким образом предавшему ее возлюбленному, улетает на колеснице, запряженной драконами (подарок ее деда Гелиоса).

В мифах и сказках многих народов мира золото фигурирует, с одной стороны, как символ солнечного света и самого солнца, с другой же — как воплощение несметных богатств, скрытых в земных недрах (отсюда, по-видимому, и его связь с потусторонним миром).

Характерно, что в сцене, изображенной Дурисом, Медея, без чудесных снадобий и заклинаний которой Ясон не смог бы одолеть чудовище, вообще отсутствует.

История царя Ээта, содержащаяся в дошедшем до нас отрывке из поэмы Евмела, способна вызвать лишь недоумение и окончательно запутать читателя, внимательно следившего за всеми перипетиями мифического рассказа. Здесь выясняется, что Ээт первоначально был царем Коринфа (города в северной части Пелопоннеса), а затем в силу каких-то не совсем понятных причин покинул его и перебрался в Колхиду. Эта версия мифа производит впечатление достаточно позднего и искусственного дополнения к основному сюжетному ядру.

Еще и в V веке до н. э., когда на восточном берегу Черного моря уже появились греческие колонии, греки, жившие в Европе и Малой Азии, очень плохо представляли себе местоположение Кавказского хребта, помещая его где-то на севере среди скифских степей. В этом можно убедиться, например, читая «Прикованного Прометея» великого трагического поэта Эсхила.

Правда, в краткой версии истории Крития, изложенной в «Тимее», он прямо говорит о гибели Атлантиды, которая «за одни ужасные сутки… исчезла, погрузившись в пучину», одновременно с афинским войском, поглощенным разверзшейся землей (где произошло это последнее событие, рассказчик не сообщает). Однако оборванная на полуслове концовка «Крития» может создать у читателя впечатление, что Платон, отказавшись от своего первоначального намерения погубить Атлантиду вместе со всем ее населением, решил ограничиться лишь примерным наказанием атлантов, «дабы он (род атлантов, — Ю. А.), отрезвев от беды, научился благообразию».

Точные даты жизни и смерти Солона неизвестны. Мы знаем только, что в 594 году до н. э. он был избран в Афинах на должность первого архонта с правами законодателя и после этого, как сообщают античные авторы, на целых десять лет покинул отечество. Все это время он провел в скитаниях по чужим краям, и, скорее всего, именно тогда побывал в Египте.

Ливией древние греки называли всю известную им часть Северной Африки от Египта до района современного Марокко. О неправдоподобности платоновского мифа с точки зрения современной геологии см.: Резанов И. А. Атлантида: фантазия или реальность? М., 1976.

Подробный перечень возникших в разное время гипотез см.: Кондратов А. М. Атлантиды моря Тетис. Л., 1986.

Некоторые последователи Маринатоса добавляют к этим трем факторам еще один, как они считают, наиболее важный: выпадение больших масс вулканического пепла, покрывшего плотным слоем землю острова, что должно было на долгое время сделать значительную часть его территории непригодной для жизни и привело к массовому оттоку населения в другие более безопасные места.

Этот фриз. был смонтирован из множества кусочков цветной штукатурки, подобранных на полу в так называемом «доме адмирала».

чуть ли не в каждой области Древней Греции существовала своя особая версия мифа о потопе, причем эти локальные катастрофы иногда отождествлялись с великим, или Девкалионовым, потопом.