Петр Радечко - Реабилитированный Есенин

На второй фотографии – хозяйка подпольного кафе стоит возле столов, уставленных бутылками и всевозможной снедью.

Возникает вопрос: «где мог взять, кроме архива ВЧК, эти фотографии Т. Самсонов, который в то время работал уже управляющим делами ЦК ВКП(б)? А если там брал фотографии, мог найти в документах и фамилию Григория Романовича, которую забыть он никак не мог по долгу службы. Да и тот факт, что в подписи к снимку указана только фамилия «Есенин», наводит на размышления о том, против кого замышлялась эта публикация, по сути поддержавшая «Роман без вранья» Мариенгофа. Как и операция по «случайному задержанию» друзей в «Зойкиной квартире».

Об этом же свидетельствует поразительная осведомленность при задержании троицы чекиста Самсонова. Не успел Почем-Соль (Г. Колобов) со товарищи зайти в «Зойкину квартиру», а тот уже знает об этом, дал поручение отправить машину в ВЧК, а также сообщить на работу о «его подвигах». Значит, здесь уже ждали Есенина и его «друзей-осведомителей. Притом ждали знакомые. В том числе Т. Самсонов.

Уже называемый выше автор книги «13 уголовных дел Сергея Есенина» Эдуард Хлысталов сообщает в ней на странице 28, что ему «удалось найти подпись Т. Самсонова в деле, когда поэта арестовали в квартире А. Кусикова. Именно там с его разрешения было прекращено уголовное дело. Тимофей Самсонов хорошо знал поэта по многочисленным доносам тайных осведомителей…»

И, естественно, в случае с «Зойкиной квартирой» мог сразу же отпустить Есенина. Но не сделал этого. Хотя сразу ясно было, что «друзья» пришли только пообедать.

А как же понимать совместное с Есениным задержание Мариенгофа и Колобова? – спросит недоверчивый читатель.

Как обычную чекистскую провокацию. Чтобы убедить заподозрившего Есенина в том, что его «друзья» не осведомители, а такие же как и он «случайные жертвы ВЧК». Ведь не зря им, в отличие от десятков других мужчин и женщин, позволили взять с собой в «собачник» перечисленные выше Мариенгофом подушки Зои Петровны, одеяла, головки сыра, а также гусей, кур, свиные корейки и телячью ножку. В такой компании и с подобным запасом «друзья» явно не успели соскучиться. И… алиби себе перед Есениным обеспечили.

В подтверждение этих слов приведем со страницы 91 окончание главы «Зойкина квартира». Г. Р. Колобов. «Святая троица» из книги все того же «осведомленного», но более порядочного чекиста-имажиниста Матвея Ройзмана: «Почему я остановился на этом эпизоде? Мне хочется показать “друзей”, которые, как Г. Колобов, сыграли зловещую роль в жизни Сергея » (курсив мой. – П. Р .)/

Как говорится, нагонял-нагонял Матвей туман на это дело, но все-таки хватило совести хоть в конце жизни сказать правду. Пусть и далеко не всю. Не позволила подписка о неразглашении, законы корпоративной солидарности… Ведь не зря так конспирировали Григория Романовича и Мариенгоф, и Самсонов. Вроде бы и ругают его, но спрятанного за тут же придуманными кличками-псевдонимами.

Но таким «смелым» Матвей Ройзман стал уже в 1970-е годы, почти через пятьдесят лет после событий. А в те времена, будучи работником ЧК, молчал.

Хотя совесть все-таки мучила. После смерти Есенина он откровенно сказал об этом в стихотворении «О ты, покинувший поля»:

Некоторые исследователи творчества имажинистов много внимания в своих работах уделяют пристрастию Есенина к горячительным напиткам, которые считают едва ли не наследственным пороком. В качестве аргумента приводят фразу поэта из его последней автобиографии: «Дед, напротив, был не дурак выпить. С его стороны устраивались вечные невенчанные свадьбы».

Однако можно ли стать приверженцем спиртного, если напиваться, пусть даже и сверх меры, только на деревенских свадьбах? Притом невенчанных. Уж явно не на каждой неделе они случались, да и не каждый месяц. И только зимой.

«В начале весны, – вспоминала сестра поэта Екатерина Есенина, – дедушка уезжал в Питер и плавал на баржах до самой осени».

Выпивал и угощал односельчан Федор Андреевич Титов только глубокой осенью, когда возвращался с доходом домой.

Что касается дедушки по отцовской линии – Никиты Осиповича Есенина, то согласно тем же воспоминаниям сестры поэта, он «много лет был сельским старостой, умел писать всякие прошения, пользовался в селе большим уважением как трезвый и умный человек».

Абсолютным трезвенником был и отец поэта, Александр Никитович, который почти всю жизнь служил в мясной лавке у купца Крылова в Москве.

Никто из петроградских писателей, хорошо знавших Сергея Есенина во время его проживания в Северной столице с 1916-го до весны 1918 года, ни словом не обмолвился о его пристрастии к Бахусу. Один из лучших его друзей того времени – Владимир Чернявский – таким образом высказался на эту тему:

«Помнится, под праздник или после получения гонорара Сергей приносил иногда бутылку-другую вина, которое нетрудно было добыть из-под полы. Но от пьянства он был совершенно далек и выпивал только «ради случая» (С. А. Есенин в воспоминаниях современников. т. 1. С. 219–220).

В истории болезни, заполненной со слов поэта в клинике Первого МГУ 26 ноября 1925 года, в графе об употреблении алкоголя помечено: «с 24 лет» (Музей Есенина в книге. М., 1995. С. 251). Это значит, что сам он относил начало своих выпивок к 1919 году, то есть ко времени, когда оказался в плотном окружении имажинистов. В первую очередь, приставленных к нему Анатолия Мариенгофа и его друга по пензенской гимназии, чекиста Григория Колобова, с которыми поэт жил в одной квартире.

Чуть выше мы уже цитировали из книги Матвея Ройзмана рассказ подруги Григория Колобова Лидии Эрн о том, что «Григорий Романович ужасно пьет» и затащил Сергея Александровича и Анатолия Борисовича в притон, где они «попали в засаду». «Святая троица», как их назвал Матвей Ройзман, шла «взбрызнуть» свою встречу после командировки и окончание первых глав своих драматических произведений.

Если учесть, что в России издавна существовал обычай «соображать на троих», то повод для этого найти можно всегда. Был бы инициатор. А Григорий Романович и являлся им, поскольку это, наравне с доносами, входило в круг его обязанностей.

16 апреля 1921 года Есенин с Колобовым отправились в персональном салон-вагоне последнего в Бухару. Мариенгоф поехать в такую дальнюю дорогу не захотел, и потому Григорий взял с собой под видом инженера некоего неизвестного есениноведам, но, видимо, известного чекистам Леву. В качестве «третьего» в компании. И вот фрагменты письма Есенина своему «лучшему другу» из Самары: