Александр Орлов - Героическая тема в русском фольклоре

Иван Гостиный сын . Герой этой былины изображается как «детинушка удаленький». Он сгоряча бьется об заклад, что на косматом Бурушке он обскачет коней Владимира. Сперва он раскаивается, а потом все же выигрывает заклад: его конек ржет с такой силой, что жеребцы Владимира падают замертво или, подняв хвосты, разбегаются в разные стороны, так что Владимиру не на чем начать состязание (см. Астахова . Былины Севера, т. I, с. 588. Ср. также Пар. и Сойм. 45; Листоп. 34; Сок. 270, 275). Конфликт с Владимиром, имеющий в героических былинах трагическую форму, здесь имеет форму шуточную и приводит к полному посрамлению Владимира.

Характерно, что исследователи совершенно не интересовались этим сюжетом. Нет ни одной специально посвященной ему работы. Всев. Миллер считал, что Илья Муромец данной былины — дикий, разнузданный казак. Это дает Миллеру основание датировать былину XVII веком («Отголоски смутного времени в былинах». Очерки, II, с. 265–355). Оба утверждения, как показывает подробный анализ, ошибочны. Миллер посвятил также небольшую заметку стрелянию Ильи по церквам. По мнению Миллера, этот поступок никак не вяжется с «заведомым благочестием Ильи». Источником этого стреляния Миллер считает летописный рассказ об осаде Новгорода Андреем Боголюбским. Один из князей, стреляя в город, попал в икону, отчего все воины будто бы ослепли. Стрелявший назван «муромцем», т. е. из Мурома. Миллер считает, что этот эпизод с соответствующими изменениями был перенесен на Илью Муромца (Этногр. обозр., 1911, № 3/4, с. 177–179). На самом деле стреляние Ильи по церквам идейно связано со всем повествованием и с образом Ильи.

Литература былины о Калине сравнительно очень незначительна. Об этой былине написано меньше, чем, например, о Потыке. Из цикла былин о Калине наибольшим вниманием пользовалась версия, озаглавленная «Камское» или «Мамаево» побоище или «О том, как перевелись витязи на Руси». Такой преимущественный интерес объясняется тем, что былина в этой версии подверглась воздействию церковно-аскетического мировоззрения и учения. Это мировоззрение выдавалось за народное. Впервые эту былину в записи Мея издал в своей «Истории русской литературы» Шевырев (1846) с целью показать, что для русского народа важна и дорога сила «духовная», а не «телесная». Христианская вера важнее воинских подвигов — вот, по Шевыреву, основной смысл былин о татарщине. Последующие ученые недалеко ушли от Шевырева. Орест Миллер ограничился пересказом всех известных ему текстов. По существу эти пересказы представляют собой окарикатуривание былины. Попутно указывается на южнославянские и романо-германские аналогии, правомерность же восточных аналогий, приводившихся Стасовым, отвергается (Илья Муромец и богатырство киевское, с. 688–722). Веселовский посвятил былине «Как перевелись витязи» специальный очерк. Он полагает, что былина повествует о поражении русских при Калке в 1242 году. «Нездешние» враги, о которых говорится в былине, — это, по Веселовскому, «неведомые» враги, т. е. татары. Песня эта — песнь покаяния. «Поражение было судом Божиим над православным людом за его грехи и гордыню» (Южнорусские былины, VII, с. 278). Так, по Веселовскому, определяется смысл песен о татарщине. «Теория» Веселовского в основном была повторена Дашкевичем , даже с той же аргументацией («нездешние» — «неведомые» враги). Наряду с этим Дашкевич приводит и свои собственные аргументы. Он сопоставил былину с летописным рассказом о битве при Калке, искусственно подчеркивая и усиливая общее сходство: так, и в былине, и в летописи битва длится долго, князья выражают самонадеянность и верят в победу и т. д. Эта вера в победу будто бы соответствует хвастовству в былине, за которым следует кара Божия. Поражение русских было карой за самонадеянность и хвастовство — так в изображении Дашкевича выглядит народная мысль летописи и эпоса (К вопросу о происхождении былин. Киевск. универс. известия, 1883, № 3, с. 155–183). Халанский в своей монографии «Великорусские былины киевского цикла» одну главу посвятил Илье Муромцу. В ней, однако, никакой оценки или характеристики народного героя нет. Халанский останавливается только на тех песнях, которые, по его мнению, связаны с легендарно-житийной литературой. Для былины «О том, как перевелись витязи» такую связь установить не удалось. Происхождение этой былины с житийной литературой не связано. Ни в каких житиях никаких следов святого Ильи Муромца нет. Халанский приходит к правильному выводу, что в народном сознании Илья — не святой, а защитник от татар. Если же в некоторых вариантах говорится о мощах Ильи, то это, по мнению Халанского, — позднее, книжное привнесение (Великорусск. былины, с. 94–105). Неоднократно писал о нашей былине Всеволод Миллер . В «Экскурсах» он возводил имя Калина к имени Калуна из «Шах-намэ». От этого мнения он отказался в статье «О былинном царе Калине», которая, однако, не столько касается образа царя Калина, сколько его имени. Всев. Миллер правильно выделил группы былин с Ермаком и с Самсоном, правильно также определил, что отличие версии «Отчего перевелись витязи» от былин об Илье и Калине — только в трактовке конца. Основной Всев. Миллер считает версию «Отчего перевелись витязи», что, как показывает анализ, глубоко ошибочно. Всев. Миллер повторяет мнение, что эта былина изображает битву при Калке. От «калкинского» побоища будто бы произошло имя царя Калина (О былинном царе Калине. Очерки, II, с. 60–68). Против Всеволода Миллера выступил Марков , который пытался доказать, что событие, изображаемое в былине о «Камском побоище», есть неудачный поход новгородцев на Югру в целях покорения Югры и взимания дани. Четвертая новгородская летопись повествует об этом под 1357 годом. С обычными для его школы натяжками, Марков сопоставляет летописный рассказ с былиной в целях доказать, что эти рассказы совпадают. Таким образом, по утверждениям Маркова, ничтожное событие новгородской истории, связанное с взиманием дани, стало предметом национального эпоса. Марков, как и другие, считает основной былину о Камском побоище (Беломорская былина о походе новгородцев в Югру в XIV веке. Сборн. в честь Всев. Миллера, 1900, с. 150–182). Всев. Миллер возражал Маркову, вновь подтверждая и пытаясь дополнительно доказать свою точку зрения на былину о Камском побоище как на отражение битвы при Калке. Особенное значение приписывается тому, что в летописях упоминается о гибели «храбра» (т. е. витязя) Александра Поповича, что, по мнению Миллера, дает основание утверждать, что исконный, древнейший текст песни содержал рассказ о гибели богатырей. (К былинам о Камском побоище. Очерки, II, с. 32–59). В очерке «Былина о Батые» Всев. Миллер останавливается на былине о Василии Игнатьевиче. Миллер заметил несоответствие между запевом о турах, предвещающим гибель Киеву, и концом песни, завершающейся изгнанием татар. Из этого правильного наблюдения делается неправильный вывод, будто содержанием песни первоначально было поражение русских и что когда-то начало соответствовало концу. Когда же сознание непобедимости татар было поколеблено, трагический конец былины был заменен счастливым. Героем был сделан кабацкий пьяница, который с величайшей легкостью побивает татар. «Ожидавшаяся драма разрешилась фарсом». Былина, по мнению Миллера, создалась в чаду винных испарений и отражает низкие, кабацкие вкусы народа (Былина о Батые. Очерки, I, с. 305–327). Наконец, Борис Соколов находит, что былина о гибели богатырей — замечательный пример «идейного сживания светских воинских идеалов с идеалами церковно-религиозными» (О житийных и апокрифических мотивах в былинах. Русск. филологич. вестник, 1916, № 3). Мнение, будто исходным моментом для создания былин была битва при Калке и первоначальное поражение русских, перешло и в советскую науку. «Самое поражение и разгром русских нашли свое воплощение в монументальных образах окаменевших богатырей» ( М. О. Скрипиль . РНПТ, I, с. 265).