Хосе Портильо - Пирамида Кецалькоатля

— Верные слова вы говорите, — им сказал Уэмак и велел призвать Тобейо-Титлакуана. — Слышал я, силен ты, за мячом гоняешься, как тигр. Время тебе пришло гоняться по-тигриному за недругами Тулы. Время расстаться с брачным ложем, где обрываешь лепестки утех у дочери-цветка, отобранного у Тольтеков. Коатепек покажет нам, взаправду ль ты силен. С отрядом воинов пойдешь в поход.

Титлакуан с презреньем усмехнулся, пожал плечами.

— Выйдешь завтра, — сказал Уэмак.

— Выйду завтра, — кивнул Титлакуан.

В поход отправился большой торговый караван: носилыцики-тамемы с грузом, а с ними воины, которые уговорились бросить Титлакуана с грузом одного, без всякого оружия на земле Коатепека. Так добрался караван до места с яркими красивыми цветами, и воины все разбрелись кто куда, поодиночке иль по двое, чтобы не вызвать у него ни подозрений, ни боязни. Вскоре остался Титлакуан один с тамемами. Испуганные люди притаились возле своей тяжелой клади. Он им сказал:

— Сюда придут рожденные в Коатепеке, чтобы убить нас. Воины прославленные Тулы с бабочками [30]ушли сражаться! Славная победа ждет их, воинов храбрейших! А нам надо готовиться к сраженью. Жуйте травы, которые даю вам, храбростью наполнятся сердца носящих грузы, силою нальются ваши руки.

Страх тех сковал, кто кладь, а не оружие носить привык, но голосу его они повиновались.

— Мы будем ждать их здесь, потом мой клич на бой поднимет вас. И ничего вы не страшитесь.

Вот появились люди Коатепека. Гнаться за воинами им не захотелось, и теперь, от радости крича, они собрались поживиться легкой и богатою добычей. Самые ретивые уже приблизились к товарам. Тут Титлакуан со страшным воплем кинулся, как мяч-пелота, пущенный рукой умелой, на предводителя людей Коатепека и мощным палочным ударом череп ему, что тыкву зрелую, разбил. Тамемы, брызгая слюной и выпучив глаза, хмельные от травы, с рычаньем диким бросились на коатепеков. Те замерли, не ждали встречу. И через миг враг был повержен и пленен.

После сраженья краткого и давшейся легко победы сказал Титлакуан:

— Свяжите пленников друг с другом. Кладь нашу пленники теперь потащат на себе. Мы путь продолжим, донесем товары все туда, куда идем.

И караван пошел своей дорогой, чтобы потом вернуться в Тулу с новым грузом, который пленные с трудом на спинах собственных тащили.

А днями раньше возвратились в Тулу воины-Тольтеки и торжествующе кричали:

— Титлакуан погиб! Остался в землях Коатепека! От страха с места двинуться не мог, в сражение вступить не захотел! Он предпочел судьбу тамемов разделить! В мячи играть — одно, играть со смертью — другое! Титлакуан к нам больше не вернется! — сказали воины Уэмаку.

Уэмак в радости пошел к Кецалькоатлю:

— Зять твой, Тобейо, лишь годился на то, чтоб девушек влюблять в себя, играть в пелоту и смеяться. Когда же важное мы дело ему дали, он оробел, остался в Коатепеке и разделил судьбу носильщиков трусливых. Он недостоин был разбавить кровью слабой Кецалькоатля кровь. Великую обиду ты нанес Тольтекам, дочь отдал безродному и голому, как рыба, дикарю! Но люди смелые Коатепека за Тулу отомстили и за нас!

Кецалькоатль — состарился он после свадьбы дочери и стал прихварывать — в ответ не произнес ни слова. Лишь на Уэмака смотрел в упор. Тот смолк и вышел из покоев.

— Пусть дочь моя придет, — велел Кецалькоатль.

Она предстала перед ним, как никогда красива Он не видал ее с тех пор, как приказал найти Тобейо. Слезы нежности застлали очи старого отца.

— Я понял, почему мои глаза теряют силу. Ты от меня ушла, покинула мой дом, я снова чувствую себя чужим здесь, в этих землях. Я одинок. Ты, дочь моя, ты тоже одинока!

— Нет, господин мой, я не одинока. Титлакуан вернется скоро, и сын его живет в моей утробе.

— Твой сын, что слышу, дочь?! Твой сын, который навсегда тебя уводит от отца. О, как далек я от своих истоков! И кровь моя становится все жиже! Я стар, чужой пришелец, гость я в этих землях, полных солнца, чей блеск уже не вынести моим глазам. Твой сын. Он тоже одинок. Его отец остался на земле Коатепека!

— Тебя не понимаю, господин! Титлакуан не будет жить в Коатепеке, вернется он к родному сыну. Он хочет показать его своим сородичам.

— Нет, Уэмак сообщил мне, что Титлакуан остался там и не вернется. Сына его и внука знать будет только дед. Дед одряхлевший и усталый, который уже видит близкий конец своего времени.

— Течет людское время, господин, но не для мужа моего Титлакуана: предназначение свое еще не выполнил он в этом мире. Станет преемником твоим он, а потом мой сын его заменит здесь, мой сын, твой внук. Так прорастешь корнями в этих землях, залитых ярким солнцем. Внук твой землями Анауака будет любоваться, когда тебя уже не станет. Ты сделаться желал бессмертным, чтобы твой род не умирал и вечно жил на свете, лишь по приказу времени роняя прах и пепел в эти земли.

— Титлакуан — преемник мой! Но его больше нет! Сюда Титлакуан не возвратится!

Белее снега сделалось ее лицо, и слезы выступили на глазах, но она справилась с собой:

— Титлакуан не умер, он умереть не может! Он вернется! Пойду и буду ждать его!

Она ушла, оставив старца одного в глубоком горе.

— Как далеки мои истоки! Как близко жизни окончанье! Дочь! Мой сын! Что сталось с моим сыном в необозримости земной? А Татле! Жив ли Татле в людской враждебности? И дочь ушла. Я — семя, спора! Как велика земля, как беспредельна! Как тяжек груз! Как долг путь!

В тот день не мог он покаяние нести. Большая боль терзала его сердце ночью, в тиши, во мраке одиночества. Его глаза, давно утратившие блеск, туманились слезами.

На следующий день вернулся Титлакуан с тамемами, махавшими оружием людей Коатепека, которые тащили на себе тяжелую поклажу. Был полдень, солнце в силу полную блистало. Криками и шумом люди оповещали Тулу о победе.

Титлакуан шел впереди, почти нагой, с одною палицей в руках, с презрительной улыбкой на лице, внушавшей страх и ненависть Тольтекам. Уэмак и его люди вышли посмотреть, в чем дело. Страх, удивленье и неудовольство овладели душами властителей тольтекских. Титлакуан расправил гордо плечи пред свитой Уэмака.

— Уэмак! — сказал он. — Воины твои храбры и славны. Всласть насмотрелся я, как бабочек они крошили. Их уборы из ярких перьев сами, как бабочки и как цветы, сверкали. Зрелище красиво было! Их дубины, наверное, измазались пыльцой цветочной, мотыльковой пылью! А эта палица в моей руке пропитана коатепекской кровью. Вот этой кровью. Посмотри!

Он с ревом прыгнул и в прыжке тремя ударами три головы вмиг расколол: три пленника свалились наземь.

— Уэмак! Крови вражьей жаждут боги, а благостные воины твои, способные охотиться на бабочек и рвать цветы, не пожелали кровь пролить. Они оставили товары на произвол судьбы; и я, игрок в пелоту, и безоружные тамемы кладь защитили, в путь пустились дальше. Вот правда истая, Тольтеки!