Вольфганг Випперман - Европейский фашизм в сравнении: 1922-1982

Но за пределами Германии дело обстояло иначе. В то время как француз Пьер Экоберри [244]и израильтянин Зеев Штернгель [245], пользуясь общим понятием фашизма, отказываются от подробных сравнений, итальянские историки, такие, как Лучано Казачи [246], Энцо Колотти [247], Густаво Корни [248], Анджело дель Бока [249]и другие, указали общие черты итальянского и немецкого фашизма, а также некоторых других фашистских движений, которые все еще решительно отрицал умерший перед этим Ренцо де Феличе. Подобные сравнения немецкого и итальянского фашизма были проведены также некоторыми английскими и немецкими историками [250]. Напротив, историки, занимавшиеся спорным вопросом, следует ли считать франкистский режим фашистским, как правило (за исключением Стенли Пейна [251]), отказывались сравнивать его с другими фашистскими движениями [252]. Впрочем, в некоторых работах, посвященных истории отдельных фашистских движений, можно найти замечания сравнительного характера [253]. Это справедливо и в отношении ряда общих исследований истории фашизма, старых и новых [254]. Совершенно неудовлетворителен обзор польского историка Ежи В. Борейши, посвященный «фашистским системам в Европе» и ориентированный исключительно на факты; автор всячески избегает спорного вопроса о допустимости применения общего понятия фашизма и одновременно пользуется взаимно исключающими друг друга понятиями «фашизм» и «тоталитаризм» [255]. Наилучшие и важнейшие из новых исследований о фашизме в сравнительной перспективе принадлежат англоязычным авторам.

Из них следует упомянуть, например, американца А. Джеймса Грегора [256], трактующего, впрочем, понятие фашизма столь широко, что оно распространяется и на коммунистические диктатуры в странах «третьего мира»; а это вынуждает автора исключить из категории фашизма как раз немецкий «радикальный фашизм».

Иначе поступили Стенли Пейн [257], а также англичане Роджер Итуэлл [258], Роджер Гриффин [259]и Уолтер Лакер [260]. Они положили в основу своих сравнительных исследований некоторый «идеальный» тип фашизма. При этом «фашистскими» считаются не те движения и режимы, которые обнаруживают отчетливое сходство с итальянским фашизмом, определяющим стиль и, следовательно, реальный тип фашизма, а такие, идеология и внешний образ которых удовлетворяют условиям так называемого «фашистского минимума» [261]. Особенно важной становится здесь идеология фашизма, определяющая его сущность. Роджер Гриффин, сводя фашистскую идеологию к ее националистической составляющей, рассматривает идеологию как системообразующий элемент, являющийся «палин-генетической (т. е. направленной на „национальное возрождение“) формой популистского ультранационализма» [262].

Но как бы ни был важен национализм в идеологии фашизма, еще более важным является расизм, который никоим образом не сводится к национализму. Не следует также забывать и недооценивать такие элементы фашистской идеологии, как антидемократизм и особенно антисоциализм (соответственно, антибольшевизм и антикоммунизм). Вызывает сомнение и сама попытка объяснить сущность и функцию фашизма исключительно его идеологией (как это, впрочем, сделал уже Эрнст Нольте). Наконец, проблематично определение «идеального» типа фашизма, имеющего, подобно уже упомянутым «идеально-типическим» теориям тоталитаризма, статический характер, вследствие чего не поддаются учету разновидности и различия отдельных фашистских движений на их разнообразных стадиях развития, начиная с сектантских групп до массовых партий и стоящего у власти фашизма.

Поэтому я по-прежнему считаю, что надо исходить из реального типа итальянского фашизма и сначала «написать его историю» [263], а затем уже, с помощью сравнения, выяснить, какие движения и режимы совпадают «во всех важных элементах» с задающим имя и стиль итальянским «нормальным» фашизмом [264]. Так я поступал в этой книге, и читатель может судить, успешен ли такой подход. Во всяком случае, он заслуживает обсуждения, и потому, как я полагаю, эта книга не устарела, хотя после ее выхода и появились важные работы по истории отдельных фашистских движений [265]. Это относится и к истории фашизма в Италии [266]и Германии [267], и к движениям и режимам, рассматриваемым как фашистские – в Австрии [268], Венгрии [269], Румынии [270], Хорватии [271], Испании [272], Франции [273], Англии [274], Финляндии [275], Бельгии [276], Голландии [277], Дании [278], Швеции [279], Швейцарии [280], Норвегии [281], Словакии [282], Польше [283]и Португалии [284].

Особенно нуждается в дополнениях последняя глава книги – о неофашистских движениях и режимах. Хотя демократии Западной Европы и в дальнейшем оказались намного прочнее, чем в межвоенное время, здесь все еще существуют и вновь возникают партии, которые следует рассматривать как «неофашистские» или «право-экстремистские» [285].

В Германии наряду с Национал-демократической партией Германии (НДПГ) существуют так называемые «республиканцы», сумевшие в конце 80-х годов добиться успеха на выборах в ряде федеральных земель, и «Немецкий народный союз» (ННС) миллионера и издателя праворадикальной литературы Гергарда Фрея, сумевший в конце 90-х годов удивительным образом войти в некоторые ландтаги [287]. Но до сих пор этим «фашистским» и «правоэкстремистским» партиям еще не удалось проникнуть в бундестаг.

Иначе обстояло дело во Франции, где «Национальный фронт» (НФ), основанный в 1972 году бывшим пужадистом Жаном-Мари ле Пеном, сумел несколько раз получить свыше 10 процентов поданных голосов и войти в Национальное собрание страны. И хотя после этого «Национальный фронт» ослабел вследствие раскола, он все еще сохраняет политическое влияние. В Италии в 1993 году некоторые «неофашистские» и «правоэкстремистские» партии, объединившись в избирательный блок, пришли даже на короткое время к власти. Этот блок был вначале образован «Итальянским социальным движением» (MSJ) Джанфранко Фини, внешне реформированным и переименованным в «Национальный альянс» («Alleanza Nazionale»). К нему присоединились созданная телевизионным магнатом Сильвио Берлускони «Итальянская сила» («Forza Italia») и «Ломбардская лига» («Lega Lombarda») Умберто Босси, выступавшая за отделение Ломбардии от остальной Италии. Схожую сепаратистскую цель преследовал в Бельгии «Фламандский блок» («Vlaams Blok»), который некоторыми наблюдателями характеризуется как «неофашистский» и который все еще представлен в бельгийском парламенте. Подобные партии существуют даже в столь устойчивых на вид демократиях, как Швейцария, Норвегия и Дания, и в скором будущем вполне могут стать правящими.

Когда же это случилось в феврале 2000 года в Австрии, где Свободная партия Австрии («Freiheitliche Partei Osterreichs», FPO) Йерга Гайдера смогла образовать коалицию с консервативной Австрийской народной партией («Osterreische Volkspartei», OVP), многие наблюдатели, особенно иностранные, опасались, что история повторяется. Но дело не зашло так далеко, во всяком случае, до сих пор. Гайдер – не новый Гитлер. Впрочем, это не дает оснований называть его партию и другие ей подобные всего лишь «правоэкс-тремистскими» или, пользуясь новомодным словом, «правопопули-стскими», тем самым придавая им, вольно или невольно, безобидный вид. Аргументы, выдвигаемые против применения в этих случаях понятия «фашизм» или «неофашизм», неубедительны. Это касается и замещающих терминов «правоэкстремистские» или «правопопулистские», идущих от уже подвергнутой критике «модели полукруга» [286]. Кроме того, нельзя ограничиваться наблюдением за этими партиями, необходимо с ними бороться, поскольку в различных странах Западной Европы существуют менее крупные, но более ориентированные на насилие организации, не скрывающие своего восхищения прошлым фашизмом и оправдывающие почти все его преступления. Прямое или косвенное отрицание совершенных фашистами злодеяний, и в частности холокоста, превратилось даже в новую составляющую идеологии современного фашизма.