Роберт Конквест - Жатва скорби

Декрет от 28 января 1918 года запрещал преподавание религии в школах, хотя разрешалось «изучать и преподавать религиозные предметы в частном порядке». Последний пункт подвергся дальнейшим ограничениям: в указе от 13 июня 1921 года запрещалось любое групповое религиозное обучение лиц, не достигших восемнадцатилетнего возраста.

Церковные земли были конфискованы вместе с помещичьими, и поскольку эти земли принадлежали центральной церкви и высшей духовной иерархии, крестьяне приветствовали это решение. Однако большая часть церковных владений фактически принадлежала отдельным приходам, и приходские священники либо сами обрабатывали землю, либо нанимали работников, либо сдавали ее в аренду крестьянам.

Почти все монастыри были закрыты, а их имущество конфисковано. Сообщалось о том, что крестьяне крайне неохотно выгоняли из монастырей монахинь[ 2] (а монахинь в России было в три раза больше, чем монахов).

Борьба с церковью, разумеется, не ограничивалась юридическими и конституционными мерами; к 1923 году было убито 28 епископов и более 1000 священников, а многие церкви были закрыты или разрушены.

В феврале 1922 года был издан указ об обязательной сдаче всех религиозных предметов из золота, серебра или драгоценных камней в целях борьбы с голодом. Позднее Сталин с похвалой отзывался о мудрой тактике Ленина, использовавшего голод для конфискации церковных ценностей – во имя голодающих масс, ибо иначе такое постановление было бы весьма сложно провести[ 3]. Но крестьяне оказали на сей раз активное сопротивление, сообщалось примерно о 1400 схватках вокруг церквей[ 4]. В апреле–мае 1922 года за контрреволюционную деятельность, связанную с этими бунтами, было отдано под суд 54 человека (православные священники и ряд мирян), и пятеро из них были казнены. Три месяца спустя за сходные «преступления» были казнены митрополит Петроградский и трое других подсудимых.

Патриарха Тихона арестовали, и была основана новая «Живая церковь», взявшая на себя управление церковными делами. 84 епископа и более 1000 священников были изгнаны из своих епархий и приходов. Однако у «Живой церкви» нашлось слишком мало сторонников, поэтому в следующем году партийное руководство, успевшее обвинить патриарха Тихона в «сношениях с иностранными державами и контрреволюционной деятельности», освободило его из заключения и пришло с ним к соглашению.

С эпохой НЭПа наступило ослабление нападок на церковь, что представляется логичным или, по меньшей мере, понятным. Здесь, как и в других сферах, период до 1928 года был сравнительно безмятежным. По переписи 1926 года в деревне все еще имелось более 60 000 рукоположенных священников и других духовных лиц, отправлявших различные религиозные культы, то есть священник был почти в каждой деревне; к концу 1929 года только в РСФСР существовало еще около 65 000 церквей всех толков.

С другой стороны, в период НЭПа появились новые, мирные формы нажима на церковь. В 1925 году был образован Союз воинствующих безбожников, ставивший своей целью помочь партии «в объединении всей антирелигиозной пропагандистской работы под общим руководством партии». Союз издавал несколько журналов, организовал 40 антирелигиозных музеев, 68 антирелигиозных семинаров и т.п. Одновременно таким организациям, как профсоюзам и Красной армии, также было предписано развернуть в их среде антирелигиозную пропаганду.

После смерти патриарха Тихона в апреле 1925 года временный глава церкви митрополит Петр был арестован и отправлен в Сибирь. Его преемника митрополита Сергия тоже арестовали, затем выпустили и снова арестовали. Из 11 церковных иерархов, назначенных местоблюстителями патриаршего престола, 10 вскоре оказались в тюрьме. Но это упорное сопротивление показало правительству необходимость компромисса, и в 1927 году с митрополитом Сергием был достигнут новый «модус вивенди»[ *] после чего его выпустили на свободу.

С началом этапа новой борьбы с крестьянством было, видимо, принято решение возобновить атаку на церковь, особенно в деревне.

В течение лета 1928 года антирелигиозная кампания усилилась, и в следующем году немногие еще действовавшие монастыри были почти все закрыты, а монахи – отправлены а ссылку.

Постановление от 8 апреля 1929 года запрещало религиозным организациям учреждать фонды взаимопомощи, оказывать материальную помощь своим членам, «организовывать особые богослужения или другие встречи для детей, юношества, женщин или общие религиозные собрания с целью изучения Библии, литературы, ремесел и пр., а также любые другие группы, филиалы или кружки; организовывать экскурсии или детские площадки, открывать библиотеки, читальные комнаты, санатории или оказывать медицинскую помощь». Фактически деятельность церкви была сведена к отправлению богослужений[ 5].

22 мая 1929 года была внесена поправка в 18-ю статью конституции: вместо «свободы религиозной и антирелигиозной пропаганды» она теперь провозглашала «свободу богослужения и антирелигиозной пропаганды»; одновременно народный комиссариат просвещения вместо нерелигиозного обучения приказал проводить в школах резко антирелигиозное обучение.

И все же религия процветала. В отчетах ОГПУ за 1929 год указывается, что религиозные чувства усилились даже среди промышленных рабочих: «Даже те рабочие которые не признавали священников в прошлом году, в этом году признали их».[ 6]

Летом 1929 года ЦК ВКП/б/ созвал конференцию по антирелигиозным вопросам[ 7]. В июне 1929 года состоялся Всесоюзный съезд воинствующих безбожников. На протяжении последующего года нападки на религию усиливались из месяца в месяц по всему Советскому Союзу.

Продиктованная тактическими соображениями сдержанность сменилась у партийных активистов открытым проявлением подлинно ленинских антирелигиозных инстинктов. Общий согласованный штурм церквей начался в конце 1929 года и достиг своего апогея в первые три месяца 1930 года.

Кампания раскулачивания послужила сигналом к нападкам на церковь и отдельных священников. Распространенный тогда партийный лозунг гласил: «Церковь – это кулацкий агитпроп».[ 8] Власти клеймили позором крестьян, которые «поют припев 'Все мы дети божьи' и утверждают, что среди них нет кулаков»[ 9].

Священников обычно выселяли в первую волну выселения кулаков.[ 10] Определение кулацкого хозяйства, опубликованное правительством в мае 1929 года, включало в себя хозяйства, члены которых имеют нетрудовые доходы, а священники относились к таковым. (Партийные агитаторы, занимавшиеся сравнимой деятельностью, напротив, считались «рабочими».)

Особенно сурово относились власти к тем якобы существовавшим «кулацким организациям», которые имели связи со священниками. «Это имело особо опасные последствия, поскольку наряду с открытыми врагами советской власти в этих заговорах часто было замешано значительное число религиозных крестьян – середняков и бедняков, которых одурачили священники».[ 11] Имеется официальный отчет об одном казусе 1929 года, когда священник, несколько кулаков и группа середняков обвинялись в срыве хлебозаготовок; расстрелян был лишь священник, кулаков приговорили только к тюремному заключению[ 12].