Юрий Мухин - Военная мысль в СССР и в Германии

Потеря такого огромного количества войск и начавшееся наступление Врангеля вынудили советское правительство подписать с Польшей договор, по которому РСФСР отдала Польше территории с 10 млн. белорусов и украинцев. Таков горький итог той войны.

И нужно сказать, что в этом итоге виновно и тогдашнее правительство РСФСР, в особенности Троцкий и Ленин со своими марксовыми фантазиями всемирной революции. Сталин оказался в меньшинстве, о чем и написал Ричард Иванович Косолапов в следующей главе (отрывок взят из газеты «Правда»).

«В своей автобиографии Троцкий стремится взвалить ответственность за все последующее на Ленина (а также на Сталина). «Я снова объезжал армии и города, мобилизуя людей и ресурсы, – пишет он с интонацией невинности… – Стало складываться и крепчать настроение в пользу того, чтоб войну, которая началась как оборонительная, превратить в наступательную революционную войну. Принципиально я, разумеется, не мог иметь никаких доводов против этого» («Моя жизнь», т. 2, с. 190—191). Темпераментный Троцкий с видом смиренной овечки изображает себя жертвой сложившейся психологической обстановки, хотя речь идет, по сути, о намерении придать российской революции – еще до основательного закрепления ее позиций усилиями в мирном хозяйственно-культурном строительстве – всеевропейский размах, подтвердить излюбленную троцкистскую схему, согласно которой «социалистическая революция становится перманентной в новом, более широком смысле: она не получает своего завершения до окончательного торжества нового общества на всей нашей планете» («К истории», с. 287)

Л. Д. Троцкий, Западный фронт, 1920 г.

Мотивы Троцкого и Ленина и на этот раз совершенно не совпадают. Что для Троцкого было делом абстрактного принципа и подпитки гордыни, для Ленина являлось последней попыткой пробиться, наконец, на смычку с революционной Германией.

Сталин тут стоит особняком, находясь в некоем подобии оппозиции. С самого начала кампании он отнюдь не скрывал своих скептических взглядов. «Ни одна армия в мире не может победить (речь идет, конечно, о длительной и прочной победе) без устойчивого тыла, – пишет он в мае 1920 года. – Тыл для фронта – первое дело, ибо он, и только он, питает фронт не только всеми видами довольствия, но и людьми-бойцами, настроениями и идеями. Неустойчивый, а еще более враждебный тыл обязательно превращает в неустойчивую и рыхлую массу самую лучшую, самую сплоченную армию… Тыл польских войск в этом отношении, – предостерегает Сталин, – значительно отличается от тыла Колчака и Деникина к большей выгоде для Польши. В отличие от тыла Колчака и Деникина тыл польских войск является однородным и национально спаянным. Отсюда его единство и стойкость. Его преобладающее настроение – «чувство отчизны» – передается по многочисленным нитям польскому фронту, создавая в частях национальную спайку и твердость. Отсюда стойкость польских войск». В самой категорической форме Сталин осуждает «бахвальство и вредное для дела самодовольство» тех, кто «не довольствуется успехами на фронте и кричит о „марше на Варшаву“ , тех, кто, «не довольствуясь обороной нашей Республики от вражеского нападения, горделиво заявляет, что они могут помириться лишь на „красной советской Варшаве“. Свое отрицательное отношение к идее «марша на Варшаву» он вновь воспроизводит в интервью «Правде» 11 июля. Тогда же Сталин пишет проект Циркулярного письма ЦК РКП(б) о необходимости пополнить надежными кадрами Крымский фронт (Собр. соч., т. 4, с. 323, 333, 339, 344, 345). Таким образом, тактико-стратегическая оценка Сталиным положения и первоочередных задач на фронтах этого завершающего в европейской части страны этапа гражданской войны временно не совпадает ни с позицией Ленина, ни тем более с позицией Троцкого. Это затем сказывается в поведении Сталина как члена Реввоенсовета Республики и Юго-Западного фронта.

И. В. Сталин, Царицынский фронт, 1918 г.

В то время как войска этого фронта, которым командовал А. И. Егоров, были сосредоточены на наступательной операции в районе Львова, Западный фронт, возглавляемый М. Н. Тухачевским (член РВС И. С. Уншлихт) и направляемый Троцким, осуществлял рейд на Варшаву. Сведя на нет впечатляющие победы первых месяцев лета, он, как известно, потерпел полнейшую неудачу. Кто виноват в этом провале? Советская историография давала тут разные ответы. Мнение Троцкого нам уже известно. Мнение Сталина и историков его времени емко выражено в «Кратком курсе истории ВКП(б)» (с. 230, 231). Но ближе к истине, пожалуй, малоизвестные документы тех лет и месяцев.

30 августа 1920 года, по горячим следам событий Сталин предложил Политбюро ЦК РКП(б) образовать комиссию «по обследованию условий нашего июльского наступления и августовского отступления на Западном фронте» . В связи с полемикой, развернувшейся на IX партконференции (сентябрь), он был вынужден письменно обратиться в ее президиум. «Заявление т. Троцкого, – говорилось в нем, – о том, что я в розовом свете изображал состояние наших фронтов, не соответствует действительности. Я был, кажется, единственный член ЦК, который высмеивал ходячий лозунг о «марше на Варшаву» и открыто в печати предостерегал товарищей от увлечения успехами, от недооценки польских сил. Достаточно прочесть мои статьи в «Правде».

Сталин возражал также Ленину, который упрекал его в пристрастии к Западному фронту, говоря, «что стратегия не подводила ЦК» . Сталин отмечал, что ЦК принял решение «в сторону продолжения наступательной войны» , доверившись ошибочной информации командующего и члена РВС Западного фронта. Логика ЦК была абсолютно правильной, но ее исходные посылки оказались недостоверными. «Никто не опроверг, – указывал Сталин, – что ЦК имел телеграмму командования о взятии Варшавы 16 августа. Дело не в том, что Варшава не была взята 16-го августа – это дело маленькое, – а дело в том, что Запфронт стоял, оказывается, перед катастрофой ввиду усталости солдат, ввиду неподтянутости тылов, а командование этого не знало,не замечало. Если бы командование предупредило ЦКо действительном состоянии фронта, ЦК несомненно отказался бы временно от наступательной войны, как он делает это теперь. То, что Варшава не была взята 16-го августа, это, повторяю, дело маленькое, но то, что за этим последовала небывалая катастрофа, взявшая у нас 100 000 пленных и 200 орудий, это уже большая оплошность командования, которую нельзя оставить без внимания. Вот почему я требовал в ЦК назначения комиссии, которая, выяснив причины катастрофы, застраховала бы нас от нового разгрома. Тов. Ленин, видимо, щадит командование, – заключал Сталин, – но я думаю, что нужно щадить дело, а не командование» («Большевистское руководство», с.156, 160, 161).