Максим Калашников - Третий Проект. Том I Погружение

Макет вздрогнул, как если бы несчастливую Россию посадили на электрический стул. Истекающие из трубопроводов потоки черной нефти и бесцветного газа пресеклись. Устремились вглубь страны, вспучиваясь, заводские корпуса, разрывая, как нестандартные снаряда дула пушек, толстые трубы ТЭЦ. То там, то здесь небо озарялось газовыми факелами, прорвавшая трубы нефть уходила черным потоком в реки, превращая их в сточные канавы. Страна, подобная много лет стоящему на приколе, до основания проржавевшему кораблю, скрежеща, снялась с якоря, оторвалась от берега, чтобы немедленно утонуть. Центральные площади городов затоплялись красными, как след от оплеухи, транспарантами. Митинговый ор плыл над страной… У продуктовых магазинов с утра выстраивались гигантские очереди. Многие населенные пункты погрузились во мрак. В центре Москвы, как в 1993 году, появились танки. Они били прямой наводкой … по ГУМу, из окон которого свешивались белые флаги. Черный президентский лимузин со штандартом, в сопровождении джипов охраны выехал из Кремля, но вдруг взорвался, как газовый баллон, огненно взметнулся вверх, как нефтяной фонтан, осыпался на брусчатку металлическими лохмотьями. Ликуя, тут же толпа вынесла на руках из ГУМа, пронесла на руках через площадь и внесла в Кремль восточного вида человека с печальными глазами, в лаковых вишневых штиблетах… Он немедленно распорядился стрелять с Сухаревской башни в толпу из пневматических пушек … стодолларовыми банкнотами.

– Все равно доллару конец», – Никита даже расслышал эти слова.

«Мне кажется, – воскликнул президент, – я знаю этого человека! Это же …», – он осекся.

«Как бы там ни было, – заявил президент, – вы предлагаете мне самоубийство. Я давно приглядываюсь к вашему фонду. Кто его финансирует? Почему вы не платите налоги? Где разрешение на вневедомственную охрану? По какому праву вы занимаете особняк?»

« Мне импонирует ваша манера вести дела, – улыбнулся Савва, – Так сказать, сразу, к сути, в дамки, быка за рога, без дураков. Поэтому отвечаю сразу: вы, конечно, можете прихлопнуть фонд. Но я не хочу вам зла, не участвую в заговорах, не плету интриги. Я всего лишь хочу помочь…»

« Кому?» – опять перебил президент. – «Я не нуждаюсь в вашей помощи».

«России», – тихо произнес Савва. Глаза президента блеснули, как у волка, высматривающего в сумерках добычу. Никита понял, что Савва сам подписал себе приговор.

«И тебе», – он вдруг перешел с главой государства на «ты» Савва, усугубляя приговор себе. – «Раз уж ты по чистой случайности в данный момент сидишь в Кремле».

«Круто, – прошептал президент, – круто берешь. В чем же заключается твоя, – он тоже перешел на «ты», – помощь? Какой из двух сценариев я должен выбрать?»

« В том, – стиснув зубы и погуляв щеками, произнес Савва, – что ты не понимаешь, что происходит. Не понимаешь, что сделался одинаково омерзительным как тем, кто тебя не принял, и тем, кто слева, и тем, кто справа. И даже тем, кто хочет стоять на месте. Почему? Да потому, что ты в данный момент олицетворяешь собой самое гиблое, позорное, смутное, что только может случиться со страной. Во-первых, ненормальность существующей системы власти. Ничтожность государственной машины, за руль которой, оказывается, можно посадить любого. Во-вторых, пустоту, в которую ты, как некогда царь Мидас в золото, превращаешь все, к чему ни прикоснешься. Ты не знаешь, какой это взрывчатый материал – пустота обманутых надежд. Не глядя, рассыпаешь ее, как порох вокруг костра. В третьих, цивилизационный тупик, куда ты загоняешь страну. Только идиот сейчас не понимает, что историческое время Запада на исходе. Что грядет великая антиглобалистская революция. Что дни доллара и нынешней финансовой системы сочтены. Но ты, как быка на бойню, тащишь Россию в сырьевой обоз исчерпавшей себя, не имеющей будущего западной цивилизации. Ты продлеваешь ее существование за счет разорения собственной страны. Лижешь задницу ее ничтожным, ни на что не способным «лидерам».

Ты спрашиваешь, как я могу тебе помочь? Да, в сущности, никак. Если ты сам не хочешь себе помочь. А поможешь себе лишь в том случае, если осознаешь, что спасти страну может только цивилизационный сдвиг, новая реальность, иная система ценностей. Жизнь по новым правилам. Ты должен впустить это в себя, сделать своим судьей. Пока еще есть призрачная возможность отвалиться от тонущего западного корабля. Ты должен философски обосновать этот сдвиг, сформировать новую реальность, утвердить новую систему ценностей, детально расписать жизнь по новым правилам. Только тогда ты останешься в истории.

Ты же пока боишься очистить страну от дерьма своих предшественников, ходишь по нему, не замечая, как сам начинаешь смердеть. Держишь руки на руле, но не крутишь его ни влево, ни вправо, ни давишь ни на газ, ни на тормоз. Ты даже представить себе не можешь, как скор и внезапен будет твой конец! Так можно управлять Люксембургом, но не Россией. Иной масштаб решений. Ты должен на что-то решиться. Иначе…»

***

…Президент, дочитав до этого места, захлопнул книгу и отодвинул ее от себя. Потом погасил настольную лампу и в наступившей сумрачной тишине прислушался. Раздражения не было. Он уже давно научился управлять не только своими мыслями и желаниями, но и подсознанием, не пускать на волю томящиеся там страхи, воспоминания и предчувствия. Не было и страха, он давно уже ничего не боялся. Слишком много подлостей, опасностей и трагедий было на его жизненном пути после пятидесятилетнего рубежа. И обиды на умного, начитанного экономического советника тоже не было. Осталась ироническая усмешка. Зачем-то это было ему нужно? На что-то он все же надеялся.

И особых переживаний не было. Он научился быть холодным, безразличным и отчужденным. Но что-то оставалось, не давало просто встать, пойти в спальню, забыть прочитанное. Нечто не отпускало, требовало понимания, определения. Таким было состояния, которое длилось после прочтения этой неожиданной книги.

Президент еще раз пристально проанализировал ощущения, постарался прокрутить ассоциации, квадрат понимания и найти определение своему состоянию. Вместо этого пришла странная мысль. Он вспомнил название шоссе, которое вело к его нынешнему жилью, скрытому сосновым бором, речушками и многоэшелонированной охраной.

Успенское шоссе. Успение. Смерть.

Он усмехнулся краешками губ. Шоссе смерти. Его дача стоит в зоне смерти. Все его правительство, вся элита страны живет в этой зоне. Они живут на территории смерти, в стране, на главной площади которой лежит бальзамированный мертвец. В стране, в которой вымирает население. Все сходится. Россия – это территория, где победила смерть.