Леонид Млечин - Гитлер против Сталина

Немецкие планировщики исходили из того, что победа над Красной армией будет достигнута в кратчайшие сроки. Отклонение от этого плана исключалось. В 1940–1941 годах в Германии наблюдалась стагнация военного производства и катастрофическое падение производительности труда. Гитлер уверенно обещал своим солдатам, что они вернутся на свои рабочие места в конце августа. В октябре сорок первого планировалось демобилизовать треть армии, чтобы нарастить военное производство.

Разработчики операции «Барбаросса» делали ставку на скорость, на моторы, на концентрацию сил на главных направлениях, на первую решительную битву. Упоение собственными успехами сыграло дурную шутку с руководством Третьего рейха. Генерал–фельдмаршалу Федору фон Боку, которому было поручено захватить столицу Советского Союза, фюрер уверенно сказал:

– После захвата Украины, Москвы и Ленинграда Советам придется пойти на мировую.

А в Лондоне премьер–министр Черчилль пытался предостеречь Сталина.

Личный кабинет Черчилля и секретариат находились в лондонском бомбоубежище, где теперь устроен музей. Здесь он написал первое личное письмо Сталину. Это было предостережение. Премьер–министр хотел обратить внимание советского руководителя на грозящую ему опасность.

«Я написал Сталину краткое и загадочное письмо , — вспоминал Черчилль, — надеясь, что сам этот факт и то, что это было первое письмо, которое я посылал ему, привлекут его внимание и заставят призадуматься» .

Предупреждения Уинстона Черчилля о готовящемся нападении нацистской Германии на Советский Союз однозначно воспринимали в Кремле как провокацию, как желание поссорить Москву с Берлином. Тем более, что и британская разведка весной сорок первого не верила в возможность войны между Советским Союзом и Германией.

По мнению британского военного командования, главная цель нацистской Германии в сорок первом — окончательный разгром Соединенного Королевства. В Лондоне полагали, что Сталин и Гитлер скорее сговорятся за счет Англии, чем станут воевать друг с другом.

Пакт Молотова–Риббентропа в 1939 году открыл для советской разведки новые возможности. Активизация контактов с Берлином позволила восстановить связи с агентурой на территории Германии. Но опытные разведчики были уничтожены в годы массовых репрессий, и в Берлин поехали новички.

Руководителем берлинской резидентуры политической разведки назначили старшего майора госбезопасности Амаяка Захаровича Кобулова — брата комиссара госбезопасности 3‑го ранга Богдана Кобулова, заместителя наркома госбезопасности и ближайшего соратника Берии.

Амаяк Кобулов был высоким, стройным, красивым, обходительным. Душа общества, прекрасный тамада. Но этим его достоинства исчерпывались. Ни немецкого языка, ни ситуации в Германии Кобулов не знал. Он начинал свою трудовую деятельность кассиром–счетоводом в Боржоми и рос в чекистском ведомстве благодаря старшему брату.

Немецкая контрразведка успешно подставила Амаяку Кобулову говоривших по–русски агентов–двойников, которые на самом деле работали на Главное управление имперской безопасности. Гитлер сам просматривал данные, предназначенные для Кобулова. Это была успокоительная информация: Германия не собирается нападать на Советский Союз. А концентрация немецких войск — это война нервов.

Немцы готовят ультиматум. Какой? Возможно, Берлин потребует от Москвы дополнительных поставок нефти и зерна. Или присоединиться к войне против Англии…

25 мая 1941 года нарком госбезопасности Всеволод Николаевич

Меркулов доложил Сталину, что сообщают его разведчики из Берлина: «Война между Советским Союзом и Германией маловероятна… Германские силы, собранные на границе, должны показать Советскому Союзу решимость действовать, если Германию к этому принудят. Гитлер рассчитывает, что Сталин станет более сговорчивым и прекратит всякие интриги против Германии, а главное даст побольше товаров, особенно нефти» .

По всем каналам — дипломатическим и разведывательным — шел поток противоречивой информации. Даже британская разведка,

располагавшая широкой сетью, никак не могла понять, что в реальности происходит между Москвой и Берлином.

В двадцатых числах мая британские разведчики сошлись во мнении, что слухи о войне между Германией и Советским Союзом развеялись. Москва и Берлин готовятся подписать новое торговое соглашение. Исходили из того, что германская экономика затяжную войну без советских поставок не осилит.

Только 5 июня британская разведка пришла к выводу, что, судя по масштабам германских военных приготовлений в Восточной Европе, возможно, Гитлер решил нанести удар по Советскому Союзу. Но и 10 июня разведка все еще не знала, чего ожидать. Докладывала: в конце месяца мы станем свидетелями либо войны, либо нового соглашения Москвы и Берлина. И, наконец, 12 июня разведка сообщила Черчиллю: новые данные свидетельствуют о том, что Гитлер нападет на Советский Союз.

А в Москве в конце мая, докладывая Сталину, нарком обороны Тимошенко сказал:

– Последнее время немцы слишком часто нарушают наше воздушное пространство и производят глубокие облеты нашей территории. Мы с Жуковым считаем, что надо сбивать немецкие самолеты.

Вождь отмахнулся от предупреждений:

– Германский посол заверил нас от имени Гитлера, что у них сейчас в авиации очень много молодежи, которая профессионально слабо подготовлена. Молодые летчики плохо ориентируются в воздухе. Поэтому посол просил не обращать особого внимания на их блуждающие самолеты.

Тимошенко и Жуков осторожно пытались втолковать вождю, что ему морочат голову: немецкие военные самолеты умышленно летают над важнейшими объектами и спускаются до непозволительной высоты, чтобы лучше их рассмотреть.

– Ну что же, — вдруг согласился Сталин, — в таком случае надо срочно подготовить ноту по этому вопросу и потребовать от Гитлера, чтобы он прекратил самоуправство военных. Я не уверен, что Гитлер знает про эти полеты.

В июне разведывательная деятельность немецкой авиации усилилась. Вновь доложили Сталину. Он переадресовал военных в Наркомат иностранных дел:

– О всех нарушениях наших воздушных границ передайте сообщение Вышинскому, который по этим вопросам будет иметь дело с Шуленбургом.

Когда упрямый Жуков вновь обратил внимание вождя на то, что немцы усилили свою воздушную агентурную и наземную разведку, Сталин заметил:

– Они боятся нас. По секрету скажу вам, что наш посол имел серьезный разговор лично с Гитлером, и тот ему конфиденциально сообщил: «Не волнуйтесь, пожалуйста, когда будете получать сведения о концентрации наших войск в Польше. Наши войска будут проходить большую переподготовку для особо важных задач на Западе».