Петр Люкимсон - Царь Ирод

Партизаны пользовались однозначной поддержкой населения; в их ряды постоянно вливалась местная еврейская молодежь, а объектами их атак были по преимуществу римские торговцы, римские гарнизоны и римские же колонисты.

Ирод же был в глазах местного населения ставленником Рима, и его идумейское происхождение окончательно делало его чужаком, врагом, которого откровенно ненавидели.

Известие о пленении и казни Езекии и его сподвижников повергло евреев Галилеи в траур и шок одновременно. Гнусность этого деяния Ирода усугублялась еще и тем, что он приговорил партизан к смерти без всякого суда. Между тем еврейский закон однозначно требует, что над любым преступником, сколь бы тяжкое преступление он ни совершил, должен быть произведен суд — и только суд вправе вынести ему приговор. Без такого суда казнь, учиненная Иродом, превращалась в обычное убийство, за которое тот, в свою очередь, сам заслуживал смерти.

И ослепленные горем матери казненных бросились в Иерусалим, чтобы по вековой традиции явиться во двор Храма и возопить к царю и синедриону, требуя защиты и справедливости.

Надо заметить, что ставленник Помпея Авл Габиний мгновенно оценил значимость судебной ветви власти у евреев и сделал все, чтобы максимально ослабить его. Вместо иерусалимского синедриона, игравшего роль верховного суда, он создал пять окружных синедрионов в крупных городах и ввел в них своих ставленников. Но в глазах народа синедрион в Иерусалиме сохранял роль главного судебного органа страны, и потому появление в столице несчастных матерей никого особенно не удивило.

Изо дня в день эти женщины стали являться на Храмовый двор и, дождавшись, когда царь и первосвященник Гиркан II явится для отправления службы, припадали к его ногам.

— О, царь, не мести просим, но справедливости! Сверши суд, царь! Будь справедлив, как царь Соломон! — кричали матери казненных, и эти вопли разносились по всему Храму.

Гиркан пытался сделать вид, что не слышит обращенной к нему мольбы, и молча следовал к жертвеннику, но дело заключалось в том, что неспокойно было не только во дворе Храма, но и в стоявшем неподалеку от него царском дворце. Многие придворные, преодолев страх перед Антипатром, стали открыто говорить царю, что требования матерей справедливы, а идумейская семейка взяла себе слишком большую власть, все дальше и дальше оттесняя от нее Гиркана. «Выслуживаясь перед римлянами, Антипатр даже те дары, которые посылает им Гиркан, выдает за свои собственные. Еще немного — и он окончательно узурпирует власть, и тогда в стране станут править бал беззаконие и репрессии, подобные тем, какие устроил Ирод в Галилее!» — убеждали они царя.

Сегодня уже трудно сказать, насколько Гиркан сознавал, что члены синедриона и его царедворцы правы, говоря об угрозе власти закона и его династии, или же просто в силу слабости своей натуры решил уступить их требованиям. Но факт остается фактом: в один из дней царь направил стратегу Галилеи Ироду, сыну Антипатра, официальный указ с требованием явиться в Иерусалим на суд.

Ирод немедленно известил об этом письме Секста Цезаря, который, как уже было сказано, необычайно высоко оценил деятельность молодого стратега в Галилее и с которым у него сложились дружеские отношения.

Секст был в ярости. Во-первых, с точки зрения римского права, казнив разбойников, Ирод не совершил никакого преступления, так как разбойники и пираты, захваченные в бою, по римскому закону подлежали смерти без суда и следствия. Во-вторых, Ирод по указу Цезаря был гражданином Рима, а значит, судить его мог только римский суд и никакой другой.

Все эти доводы Секст изложил во врученном Ироду специальном послании царю Гиркану II, присовокупив требование освободить стратега Галилеи от всякого наказания и угрожая, что в противном случае Гиркан «познает всю тяжесть руки Великого Рима».

Тем временем Антипатр также направил тайное письмо сыну, в котором советовал явиться на суд, но прихватить с собой солидный воинский эскорт — чтобы Ирод смог легко отбить храмовую стражу и покинуть столицу, если синедриону и в самом деле вздумается его арестовать.

Ирод так и сделал.

В пурпурной мантии, в полном вооружении и в сопровождении большого отряда тяжеловооруженных воинов Ирод в назначенный ему день вошел в зал синедриона. Как только стих стук подбитых гвоздями сандалий легионеров, в зале установилась гробовая тишина — никто прежде не позволял себе такой наглости и святотатства, и потому все собравшиеся, включая царя Гиркана II, словно пораженные громом, замерли в своих креслах.

Эту тишину, если верить преданию, нарушил сопредседатель иерусалимского синедриона, мудрец и законоучитель Семея (Шемая). Как и Ирод, Семея был потомком прозелитов, но в отличие от семьи Ирода его предки приняли иудаизм добровольно, и сам Семея был одним из яростных противников эллинистов. До нас дошли обрывки его речи на том памятном заседании суда, и они, безусловно, заслуживают того, чтобы быть процитированными.

«Точно так, как вы, судьи, и ты, мой царь, я в первый раз вижу человека, который в качестве подсудимого осмелился бы в таком виде предстать пред вами, — сказал Семея. — До сих пор обвиняемые обыкновенно являлись в траурной одежде, с гладко причесанными волосами, дабы своей покорностью и печальным видом возбудить в верховном совете милость и снисхождение. Но наш друг Ирод, обвиняющийся в убийстве и призванный к суду вследствие такого тяжелого преступления, стоит здесь в порфире, с завитыми волосами, среди своей вооруженной свиты, чтобы в случае, если мы произнесем законный приговор, убить нас и насмеяться над законом. При всем этом я нисколько не упрекаю Ирода, если он своей личной безопасностью дорожит больше, чем святостью законов, — виноваты вы все вместе с царем, которые так много позволяли ему до сих пор. Но не забудьте, что наш Бог велик! Придет день, когда тот, которого вы в угоду Гиркану хотите оправдать, вас же накажет и не пощадит также и царя» (ИД. Кн. 14. Гл. 9:4. С. 66).

Забегая вперед скажем, что это предсказание мудреца сбылось полностью. Но тогда, сразу после этой драматической речи, Гиркан объявил, что всем присутствующим следует успокоиться, и потому он предлагает отложить заседание на завтра.

Но никакого заседания на следующий день, разумеется, не состоялось. Прочитав письмо от Секста Цезаря, Гиркан вызвал Ирода и посоветовал ему как можно быстрее вместе со своим отрядом покинуть Иерусалим.

Не исключено, что именно с этим событием связан первый случившийся с Иродом приступ паранойи — синдрома, который год от года будет в нем все больше усугубляться.

Зигмунд Фрейд не случайно считал первопричиной паранойи обиду. Ирода и в самом деле душила обида, прежде всего на Гиркана, который позволил его так унизить, но также и на отца, и на старшего брата, не оказавших ему, как он считал, должной поддержки. Ирод ни на минуту не допускал мысли, что хоть в чем-то виновен: от него хотели, чтобы он навел порядок в Галилее, и он с блеском выполнил возложенную на него миссию, а возмутители беспорядков получили по заслугам. Сам вызов в суд он расценил как результат заговора тех, кто позавидовал блестящему началу его карьеры и тем похвалам, которые он снискал от римлян.