Питер Акройд - Мятежный век. От Якова I до Славной революции

На октября день пятый

Пошла измена на попятную [17] On the fifth day of October, / It will be treason to be sober. .

Два всадника прямо из Лондона поскакали в королевский охотничий домик в Ройстоне, где король, сын и фаворит залились слезами. Однако не все было спокойно в счастливом семействе. Бекингем, былой поборник Испании, теперь впадал в бешенство от всего испанского; неуважение к нему в Мадриде стало известно всем. Один испанский придворный, говоря о Бекингеме, заявил: «Мы бы скорее бросили инфанту головой вниз в колодец, чем отдали ему в руки». Карл был столь же раздосадован отношением к нему при испанском дворе; испанцы не давали ему общаться с невестой и считали за дурака. «Я готов, — сказал он отцу, — завоевать Испанию, если ты позволишь мне начать войну». Обдуманная, пусть и не всегда хорошо осуществляемая политика, которую Яков проводил двадцать лет, сразу пошла бы прахом.

Тем не менее Карл извлек в Мадриде несколько полезных уроков. На него произвели сильное впечатление испанский церемониал и соблюдение правил этикета, которые подчеркивали божественность, окружавшую короля. Он также стал поклонником живописи, которую коллекционировала испанская королевская семья, и привез с собой в Англию работы Тициана и Корреджо вместе с другими замечательными произведениями искусства. Во время его правления вкус двора в целом повысится, несмотря на то что некоторые из этих «веселых картинок», как называли картины, отдавали старой религией.

Широко распространенное предубеждение против католицизма поразительно ярко проявилось 26 октября 1623 года, когда обвалилась мансарда, пристроенная к французскому посольству возле Блэкфрайерс. Аббат читал проповедь пастве примерно в 400 человек, вдруг пол помещения разошелся, и люди попадали в «исповедальню» этажом ниже. Около 90 человек погибло, среди них восемь священников и пятнадцать «известных и высокопоставленных» людей. Несчастный случай был воспринят как видимый результат особого Божьего наказания папистов, и епископ Лондона отказался дать разрешение хоронить погибших на церковных кладбищах города. Кроме того, у резиденции французского посла собралась толпа, люди выкрикивали проклятия в адрес старой веры. На некоторых выживших напали с оскорблениями или забросали грязью и камнями.

Требования войны с Испанией становились все настойчивее. Положение протестантов в Европе стало хуже, чем оно было в течение многих десятилетий. Имперские войска насильно обращали в католичество население Богемии, а прежние подданные Фридриха в Пфальце страдали от гонений за веру. Поражение сил Кристиана Брауншвейгского, одного из последних еще воюющих протестантских лидеров, возвестило о верховенстве императора Священной Римской империи и его собрата Габсбурга Филиппа IV Испанского. Томас Гатакер, английский протестантский богослов, объявил: «Приближается смертный час. Мы — те, на кого падет конец света».

Король Яков неуклонно слабел. В отчете о состоянии здоровья короля, сделанном в конце 1623 года, говорится, что он «легко простужается и страдает в холодную сырую погоду»; раньше Яков любил охоту, а «теперь он стал спокойнее, больше лежит или сидит, но это следствие слабости коленных суставов… Его настроение быстро и неожиданно меняется. Он очень гневлив, но приступ скоро проходит». Теперь ему противостояли сын и фаворит: Карл и Бекингем столь же страстно ненавидели Испанию, как когда-то опрометчиво стремились к испанской партии. Сейчас они стали главными сторонниками войны.

Бекингему шанс поучаствовать в праведном Крестовом походе против еретиков обещал большие приобретения и для репутации в стране, и для личного благосостояния: пост лорд-адмирала обеспечивал герцогу десятую часть всех трофеев, захваченных на море. Политика «острой стали» также могла дать возможность молодому принцу проявить воинскую доблесть, без которой, как показывал пример его отца, величие короля теряло половину своего блеска. Поэтому именно Карл начал принимать на себя управление государственными делами. Он председательствовал в Тайном совете, тогда как его отец предпочитал оставаться за городом, где Бекингем мог оградить короля от испанских происков. Венецианский посол сообщал своему дожу и сенату, что «соотношение дел склоняется на сторону принца, пока Бекингем остается в Ньюмаркете, чтобы предотвратить любую помеху…».

В феврале 1624 года собрался парламент, на открытии которого король произнес вступительную речь, отличавшуюся неопределенностью и неуверенностью. Он не мог ни отречься от своего зятя и свободы Пфальца, ни настаивать на войне против Испании и Священной Римской империи. Яков просто не знал, что делать. Без свидетелей он кричал и ругался, притворяясь больным, чтобы избежать сложных решений, просил покоя и даже смерти, чтобы прекратить свои страдания. В публичной речи к парламенту король попросил помощи, сказав, что в результате безуспешной поездки сына в Мадрид он «очнулся, как человек от сновидения… дело не продвинулось ни по бракосочетанию, ни по пфальцграфству, несмотря на пространные договоры и большие обещания». В прошлом Яков настойчиво утверждал собственную единоличную ответственность за ведение внешней политики как части королевской прерогативы, а теперь король произнес: «Я буду просить вашего доброго и здравого совета во славу Господа, мира в нашем королевстве и благополучия моих детей». Пять дней спустя Бекингем встречался в Доме банкетов с лордами и общинами, где подогрел их негодование, описав двуличность испанцев.

При дворе и в Тайном совете еще существовала «партия мира». Государственный казначей граф Мидлсекс решительно выступал против войны с Испанией. В казне не осталось денег. Было бы безрассудством предпринимать зарубежный поход, когда не хватает средств для платы служащим короны Англии. Соответственно, Карл и Бекингем нашли необходимым убрать казначея со своей дороги. В начале апреля графа Мидлсекса обвинили в различных финансовых злоупотреблениях; у него не было шанса отстоять свое честное имя. «Уберите эту огромную странную комету, — заявил о графе сэр Джон Элиот, — которая гнетуще нависает над нами». Государственному казначею предъявили обвинение в палате общин и признали виновным в палате лордов. Сам Яков гораздо лучше осознавал опасности подобной процедуры, чем его сын. Король заявил, что Карл создал опасный прецедент, который со временем ослабит власть трона. Другими словами, принц пригласил парламент сотрудничать с ним в деле уничтожения одного из собственных министров короля. Не возникнет ли у парламента искушения воспользоваться вновь обретенной властью самостоятельно? Довольно скоро пророчество Якова воплотится в жизнь.