Артём Драбкин - Снайперы [litres]

Трудно было, конечно, тяжело. Но все равно – только деревню или городишко заняли, грею сразу воду, подмылась, вымылась, постирала… Одна у нас была, Нина, ходила в ватных брюках, запах невыносимый, никак не могли заставить ее вымыться, такая вот была грязнуля…

Вши были?

Были. Много. Один солдат ко мне приходит, Маша, я себе всю грудь ободрал. У него были лобковые вши, цепляются, как клещи… Обрила его, у него была такая густая шевелюра. И было у нас жидкое мыло «К».

Еще белье в бочке прожаривали, и при каждом удобном случае старались помыться. Берем огромные лопухи, снопы, накрываем все на угли, снимаем все с себя и туда…

Специальное женское обмундирование было?

Было. Когда мы были в школе, в начале войны специального женского обмундирования не было специального, ходили в обмотках, брюках, гимнастерках… Но в конце 1943 года приходит интендант и кричит: «Девчонки, я на вас обмундирование получил». Рубашки, юбки, сапоги, но трусиков не было, были кальсоны, даже лифчики были. А то раньше отрезали от кальсон и сами себе шили лифчики.

В юбках ходили?

Мало. Больше в брюках.

Все-таки в армии мужской коллектив, как там женщине?

Зависит от самой женщины. Если она себя поведет строго, если она будет себя вести со всеми одинаково, не разрешать себя лишний раз поцапать, к ней будут относиться с уважением. Если она пойдет по рукам, выгонят. Как у моряков.

Многие из нашего училища вели себя хорошо. У нас было три девушки детдомовских, когда мы еще были в училище, они уже жили с командирами отделений. Одна

Катюша Маслова, пела она бесподобно. Маленькая, толстенькая. Другая Наденька. Стоим один раз на посту, они рассуждают, как надо держать ноги. Я говорю: «Дурочки вы, дурочки!» – «А чего? Жить надо, – они были моложе меня года на два, с 1925, 1926 года. – Все равно убьют». А уже когда разошлись по частям, как уж у них пошло, не знаю. А одну сразу отчислили из училища, даже в бой не попала, на нервной почве, не выдержала, Раечка Копарева из Орджоникидзе. А вторая не помню ее фамилии, копия Ломоносова, такая же круглолицая, здесь ямочки на щеках, такая же кучерявая, но она, видимо, где-то уже занималась, потому что была очень развита. Я-то со студенческой скамьи. Еще Анечка, которая погибла, была преподавателем. Они уже многое знали. Она мне говорит: «Машка, с тобой удобно».

Насколько я знаю, разговаривал с женщинами, мужчины в своем коллективе нормально относятся, а посторонние кричали «рама»…

И ППЖ кричали. Говорили: «У, подумаешь, сучка». И такое было. Однажды получилось так, мы только ушли на отдых, мы были перед Житомиром, как раз под новый 1944 год. Освободили несколько городов. Освободили уже Киев. Должны идти в сторону Сиваша. Идем, старшина сзади: «Маша, ты не устала?» – «Нет». Вдруг он постарался меня обнять, я говорю: «Как в морду сейчас дам». – «Подумаешь, ППЖ, недотрога». А сзади шел один командир взвода, который со мной прошел ой-е-ей сколько: «Ты откуда к нам пришел?» – «Из госпиталя». – «Ты знаешь ее? Сейчас убью и скажу, что немцы убили!» Вот так защищали. Вот такие были моменты. А если сама пошла по рукам…

Многие уходили с детьми. Мы уже жили в Будапеште. 1946 год, а там пара была, Толя и Нина. Я как-то сказала: «Толя, Нина не сегодня-завтра родит. А в ЗАГС?» —

«Подумаю». – «Как подумаю, у тебя скоро ребенок будет». Уехали они в Измаил. Мы в 1947 году приезжаем в Измаил, смотрю, она навстречу: «Нина! Где Толя?» – «Ушел, смылся». Не зарегистрировались.

Она осталась работать в городе, а специальности-то никакой. Я плохо, бедно, но финансист. Мне в Вене сказали: «Вот тебе технические паспорта, и шуруй отправляй машины». Я пришла в техотдел, они говорят: «Мы тут не разберемся». Начали вместе разбираться. И когда я в 1947 году вернулась в Союз, меня сразу направили в военно-морские части в бухгалтерию.

Какое у вас лично отношение к тем женщинам, которые становились ППЖ?

Я никогда не осуждала. Это их проблемы. Только один раз Кате сказала – ты плохо проживешь…

Когда перешли границу, столько было венерических заболеваний! А в 9-й армии, на Кубани, немцы специально оставили самых красивых женщин, заразили их сифилисом… Обещали их потом вылечить, у них было такое лекарство. Вливали в вену горячее подсолнечное масло, все грибки погибали.

Вас на фронте проверяли на венерические болезни?

Да, каждый месяц.

На фронте суеверия были?

Я всю жизнь с крестиком ходила, мама сказала: «Маша, это твой крестик с рождения, старайся его не потерять».

И комсомолка, и в партии была, сказала, хотите принимайте, хотите нет. Церковь отделена от государства, но верить-то не запрещено.

Сколько было моментов… На Кубани были в обороне, нас хотели после боя отвести на отдых. Отошли уже, вышли из блиндажей, ходов сообщения. Свистит бомба, командир говорит: «Ложись!». Я говорю – нет, вперед, она не долетит. Отбежали метров на 25–30, бомба упала на крышу блиндажа, и не разорвалась. Я говорю: «Бог помог». – «Да иди ты со своим богом».

Уже стояли в обороне на Кубани, еще Темрюк не был освобожден. Пришли в кубанскую баню. Зашли. А недалеко стояли наши минометчики. Они подошли. Я всегда причесанная, подтянутая. С винтовкой и санитарной сумкой: «Кого пристрелить, кому перевязку сделать». Посмеялись. И вдруг летит. Я говорю, ребята, уходим под дерево, никуда не бегайте. Мои ребята купались, я им говорю: «Ребята, не выходите из бани». Они там остались. А я встала под дерево. Весна, все цветет. Прижалась к дереву, закрылась, чтобы не попало в глаз. Вдруг стон… Я говорю – ребята, выходите, там, по-моему, всех минометчиков посшибало. Подбежали, у одного напильник в плече, у другого в ноге. Остальные все насмерть. Никого не осталось. А в расчете 10–12 человек. Никого не осталось, на глазах… Они говорят – Машка, ты счастливая.

Жили тогда сегодняшним днем или строили планы на будущее?

Строили планы на будущее. Знали, что надо восстанавливать, все города были разбиты, разрушены, вспоминали 20-е годы, Гражданскую войну, когда лазили банды…. Думали, что еще как заживем! Будем еще жить при коммунизме…

Брежнев был хороший, отчаянный мужик. Он в 1944 году на 8 марта собрал всех женщин, и говорил, что еще заживем, все будет хорошо, мы еще покажем всему миру, на что способны. Только вы старайтесь не попадать под пули. И вдруг уходит начальник связи, потом заходит и несет ребенка, это в госпитале было, там рожала жена начальника артиллерии. Хороший мальчик.

Говорит: «Ленька принимай Леньку!» Пошел поздравить роженицу. Хороший мужик был.

Посылки с фронта посылали?

Да. У мамы же восемь детей было – один одного меньше. Солдатам было разрешено посылку в 5 килограмм отправлять, а офицерам в 10, и вот ко мне приходили ребята, у которых некому было посылать посылки, отдавали свои квитанции, чтобы я могла послать посылку.