Боб Блэк - Детская болезнь технофилии

Альтер как бы намекает нам, что Мид сфальсифицировала факты. Даже если так, мы знаем многих прославленных учёных – среди них Галилей и Грегор Мендель, – которые фальсифицировали отчёты о своих экспериментах для обоснования всеми признанных сегодня выводов. Мендель, что ещё хуже, был католическим монахом, «мистиком», если исходить из демонологии Альтера, а между тем он основал генетику. Альтер, далёкий от основания какой-либо науки, никак не демонстрирует, что знает толк хоть в какой-нибудь.

Достоинства и недостатки этнографических разысканий Мид более чем второстепенны в полемике Альтера. Она не первая обнаружила, что охотники-собиратели работают меньше, чем мы. В такой полемике вскрывается суть контрол-фрика, утверждающего, что идеи, которые он не принимает или не понимает, являются фашистскими. Я не могу строго судить такой мразотный оппортунизм. «Фашистский» не является, как подразумевает Альтер, универсальным синонимом к «мне не нравится». Когда-то я написал эссе «Феминизм как фашизм» 21 21 См.: Блэк Б. Анархизм и другие препятствия для анархии. С. 85—92. вызвавшее бурю негодования, несмотря на то, что я не высказал и половины из возможного. Я не особо волновался на этот счёт, потому что я строго подошёл к отбору в определении точных параллелей между фашизмом и так называемым (радикальным) феминизмом – их где-то с полдюжины. Между феминизмом и фашизмом существует на полдюжины аналогий больше, чем альтеровских соответствий между фашизмом и анархо-лефтизмом или ностальгией по первобытному. Единственные анархо-левые, которые очевидно близки к фашизму (и в Италии они проторили к нему путь многим новобранцам), это синдикалисты – вырождающаяся секта и последние анархисты, способные разделить ретроградный сциентизм Альтера. И это Альтер, а не его враги, призывает к «руководящему, целостному своду знаний как к ценностной ориентации» – только одной ценностной ориентации, прошу заметить – для «схем и учебников», для ценных указаний . Так в нашем несовершенном мире заводятся настоящие фашисты. Анализируя понятие, Альтер (он совсем не одинок в этом), якобы выступая против фашистов, на самом деле снабжает их прибором для шумовой экипировки.

«Художники, – сетует Уолтер, – объективно не верят, что технология это хорошая штука». Меня мало волнует, во что верят художники, особенно если Альтер является типичным художником, но приписываемое им отношение делает им честь. Я бы подумал, что это и есть обнозис , игнорирование очевидного, – верить в технологию «объективно», не как в средство достижения цели или в самоцель, а как в нечто чрезвычайно важное, но никому не нужное. Искусство ради искусства – это спорный принцип, но он хотя бы производит искусство, кого-то радующее своей красотой. Технология ради технологии не имеет никакого смысла, как франкенштейновский монстр. Если принцип технологии ради технологии не является противоположным разумности, то я тогда не знаю, что есть разумное, и я бы предпочёл не знать.

Анархо-коммунистские охотники-собиратели (а они ведь именно такие) прошлого и настоящего очень важны . Не (обязательно) потому, что они преуспевают в адаптации к своим специфическим условиям, которые по определению не поддаются обобщению. Они важны потому, что показывают, что жизнь когда-то была и может быть принципиально другой. Смысл не в том, чтобы восстановить тот образ жизни (хотя можно найти основания и для этого), но чтобы понять возможность уклада жизни, абсолютно противоположного нашему, уклада, который в самом деле существовал миллион лет, а значит и другие жизненные уклады, противоположные сегодняшнему, тоже вполне реальны.

Для человека XXI века, шизоидного по части вкуса и личных качеств, у Альтера крайне устаревший словарный запас. Он полагает, что невнятный детский лепет, состоящий из слов «хорошо» и «плохо», значит нечто больше, чем «мне нравится» и «мне не нравится», но даже если они и значат что-то большее, то до читателя он этого не доносит. Он обвиняет выбранных для себя врагов в «инфантилизме и мстительности по отношению к родителям», отзываясь эхом, соответственно, авторитарному Ленину (см. «Детская болезнь „левизны“ в коммунизме») и Фрейду. Типичный футурист – а первые футуристы исповедовали фашизм 22 – он отстал от нас на целый век за спинами Гейзенберга и Ницше. Морализм ретрограден. Тебе что-то нужно от меня? Не говори, что ты «прав», а я «нет», мне наплевать, что любит Бог или Санта Клаус, и неважно, порочный я или приятный. Просто объясни, что тебе нужно из моего и почему я должен с тобой поделиться. Не гарантирую, что мы договоримся, но чёткая формулировка с последующим обсуждением – это единственная возможность урегулировать спор без принуждения. Как говорил Прудон: «Мне не нужны законы, но я готов торговаться». Альтер цепляется за «объективную реальность» – сущность далеко не застывшую – с таким же рвением, как ребёнок стискивает руку матери. Это рвение, в случае Альтера и детей всех возрастов, всегда оттеняется страхом. Альтер (цитирую Клиффорда Гирца 23): «…боится, что реальность ускользнёт, если мы в неё накрепко не поверим». Он никогда не будет страдать от Эдипова комплекса, потому что не дорастёт до него. Он воспринимает мир только как заводной механизм. Солнечная система для него планетарий. Он не толерантен к двусмысленности, относительности, неопределённости – т. е. не толерантен к самой толерантности.

Кажется, что Альтер не почерпнул из науки ничего, кроме сильно путанного жаргона. Разоблачая «плохой научный подход» и «интуицию» своим зловонным дыханием, он подчёркивает своё невежество относительно плюрализма в научном методе. Даже такой решительный позитивист, как Карл Поппер, отличал «контекст джастификации» 24которую он полагал сочетающейся с жёсткой наглядной ортодоксией, от «контекста открытия», где, как радостно заметил Поль Фейерабенд 25«возможно всё». Альтер показывает, насколько он не в теме со своими легкомысленными отсылками к «истинным методам открытия». Нет никаких истинных методов открытия , есть только подходящие. В принципе, чтение Библии или употребление ЛСД являются такими же легитимными методами открытия, как чтение научных журналов. На самом деле не так важно, вдохновил ли Архимеда прыжок в ванну, а Ньютона – падающее яблоко. Важно, что такие – любые – импульсы к творчеству возможны, а если эффективны, то желательны.

Интуиция важна, не как оккультный непререкаемый дар, а как источник гипотез во всех областях. Важна, когда идея ещё не нашла свою формулировку, но уже является важной и имеет потенциал в герменевтических дисциплинах, которые совершенно справедливо отвергают обвинения в мистичности, вызванные тем, что они не оперируют количественными показателями. Многие дисциплины, принятые в пантеон науки (такие, как биология, геология и экономика), могли бы быть изгнаны из него посредством такой анахроничной догмы. «Посмотрите на источник» является тем, что Альтер называет «плохим научным методом». Мы много (слишком много) слышали о конфликте между эволюционизмом и креационизмом. Достаточно шапочного знакомства с западной интеллектуальной мыслью, чтобы понять, что теория эволюции это секуляризация эсхатологии, отличающая христианство от других религиозных традиций. Но имея христианство в качестве того самого контекста открытия, было бы ненаучно отвергать эволюцию. Или, если на то пошло, принимать её.