Иосиф Сталин - Полное собрание сочинений. Том 05

б) подчинило ему в финансовом отношении другие виды кооперации, всё еще враждебно настроенные против государства;

в) открыло ему в той или иной форме доступ к внешней торговле.

Третьим шагом следует считать открытие Госбанка, как органа регулирования денежного обращения в стране. Развитие товарного рынка и денежного обращения ведёт к двум основным результатам:

1) ставит в полную зависимость от колебаний рубля как торговые операции (частные и государственные), так и производственные (тарифы и пр.);

2) превращает народное хозяйство России из замкнутого, самодовлеющего, каким оно было во время блокады — в хозяйство меновое, ведущее торговлю с внешним миром, т. е. зависимое от случайностей колебаний курса рубля.

Но из этого следует, что без приведения в порядок Денежного обращения и улучшения курса рубля наши Хозяйственные операции как внутренние, так и внешние, будут хромать на обе ноги. Госбанк, как регулятор денежного обращения, могущий быть не только кредитором, но и насосом, высасывающим колоссальные частные сбережения, за счёт которых можно было бы оборачиваться, обойдясь без новых эмиссий,— этот Госбанк пока еще представляет “музыку будущего”, хотя и имеет по всем данным большую будущность.

Следующим средством поднятия курса рубля должно быть расширение нашего вывоза и улучшение нашего отчаянно пассивного торгового баланса. Надо думать, что привлечение Центросоюза к внешней торговле может лишь помочь в этом отношении делу.

Необходим, далее, внешний заём не только как платёжное средство, но и как фактор поднятия внешнего кредита России, а, значит, и доверия к нашему рублю.

Далее, несомненно, облегчили бы дело смешанные торгово-транзитные и иные компании, о которых писал недавно в “Правде” Сокольников, причём следует тут же заметить, что насаждение промышленных концессий и развитие правильного обмена нашего сырья на иностранные машины и оборудование, о которых так много говорилось в печати одно время, будучи факторами развития денежного хозяйства, сами целиком зависят от предварительного улучшения курса нашего рубля.

Наконец, четвёртым шагом следует считать перевод наших предприятий на хозяйственные начала, закрытие и сдачу в аренду мелких бездоходных предприятий, отбор наиболее жизненных крупных предприятий, усиленное сокращение штатов наших непомерно разбухших учреждений, создание твёрдого материального и денежного государственного бюджета и, как результат всего этого — изгнание собесовского духа из предприятий и учреждений, общее подтягивание рабочих и служащих, улучшение и интенсификация их труда.

Таковы, в общем, те мероприятия, проводимые и подлежащие проведению, совокупность которых составляет так называемую новую экономическую политику.

Нечего и говорить, что, осуществляя эти мероприятия, мы, как полагается, наделали массу ошибок, исказили их действительный характер. Тем не менее, можно считать доказанным, что именно они, эти мероприятия, открывают тот путь, идя по которому мы сможем двинуть вперёд хозяйственное возрождение страны, поднять сельское хозяйство и индустрию и укрепить хозяйственныйсоюз пролетариев и трудовых крестьян, несмотря ни на что, несмотря на угрозы извне и голод внутри России.

Первые результаты новой экономической политики, в виде начинающегося расширения запашек, поднятия производительности труда на предприятиях и улучшения настроения крестьян (прекращение массового бандитизма), с несомненностью подтверждают этот вывод.

“Правда” № 286,

18 декабря 1921 г.

Подпись: И. Сталин

В своей статье “До корня” (см. № 98 “Правды”) Ингулов затронул важный вопрос о значении прессы для государства и партии. Видимо, для подкрепления своей мысли он сослался на организационный отчёт ЦК, где говорится о том, что пресса “прокладывает неуловимую связь между партией и рабочим классом, —связь, которая по своей силе равняется любому передаточному аппарату массового характера, что печать — самое сильное оружие, при помощи которого партия ежедневно, ежечасно говорит с рабочим классом”· .

Но в своей попытке разрешить вопрос Ингулов допустил две ошибки: во-первых, он исказил смысл цитаты из отчёта ЦК; во-вторых, он упустил из виду важнейшую организационную роль печати. Я думаю, что ввиду важности вопроса следовало бы в двух словах остановиться на этих ошибках.

1. Смысл отчёта вовсе не в том, что будто бы роль партии ограничивается задачей говоритьс рабочим классом, между тем как партия должна разговариватьс рабочим классом, а не только говорить. Ничего кроме пустой эквилибристики не представляет противопоставление формулы “говорить” — формуле “разговаривать”. На практике и то и другое представляет неразрывное целое, выражаясь в непрерывном взаимодействии между читателем и писателем, между партией и рабочим классом, между государством и трудящимися массами. Это явление имело место с самого начала существования массовой пролетарской партии, еще со времён старой “Искры”. Ингулов не прав, думая, что такое взаимодействие началось лишь спустя несколько лет после взятия власти рабочим классом в России. Смысл цитаты, взятой из отчёта ЦК, заключается не в “говорении”, а в том, что печать “прокладывает связь между партией и рабочим классом”, связь, “которая по своей силе равняется любому передаточному аппарату массового характера”. Смысл цитаты — в организационном значении печати. Именно потому и попала печать, как один из приводных ремней между партией и рабочим классом, в организационный отчёт ЦК. Ингулов не понял цитаты и невольно исказил её смысл.

2. Ингулов подчёркивает агитационную, обличительную роль печати, полагая, что этим исчерпывается задача периодической печати. Он ссылается на ряд злоупотреблений в нашей стране, указывая, что обличительная работа печати, агитация путём печати представляет “корень” вопроса. Между тем, ясно, что, при всём значении агитационной роли печати, организационная её роль является в данное время наиболее животрепещущим моментом нашей строительной работы. Дело не только в том, чтобы газета агитировала и обличала, но прежде всего в том, чтобы она имела богатую сеть работников, агентов и корреспондентов по всей стране, во всех промышленных и земледельческих пунктах, во всех уездах и волостях, чтобы нить от партии через газету проходила ко всем без исключения рабочим и крестьянским районам, чтобы взаимодействие между партией и государством, с одной стороны, промышленными и крестьянскими районами, с другой стороны — было полное. Если бы такая популярная газета, как, скажем, “Беднота”, время от времени созывала конференции своих главных агентов в различных пунктах нашей страны для обмена мнений и учёта опыта, а каждый из этих агентов в свою очередь созывал бы конференции своих корреспондентов по своим районам, пунктам и волостям для той же цели,— то этим был бы достигнут первый серьёзный шаг не только в деле установления организационной связи между партией и рабочим классом, между государством и самыми глухими уголками нашей страны, но и в деле улучшения и оживления самой печати, улучшения и оживления всего состава работников нашей периодической печати. Такие конференции и такие совещания имеют, по-моему, гораздо более реальное значение, чем “всероссийские” и иные съезды журналистов. Газета, как коллективный организатор в руках партии и Советской власти, газета, как сродство завязать связи с трудящимися массами нашей страны и сплотить их вокруг партии и Советской власти,— в этом теперь очередная задача печати.