Татьяна Таирова - История Украины

По-видимому, исторической основой упоминания могилы, которая «есть и до сего дня» явился обычный для IX–X вв. курганный обряд погребения восточнославянских князей, выполнявших, возможно, не только государственные, но и жреческие функции. Вместе с тем такая связь позволяет слышать в этом обороте отголосок заклятия, лежавшего на тех, кто «преступил завет Господень, и сделал беззаконие» (Нав 7 15). Так, когда за нарушение священного запрета Ахан был убитв долине Ахор, на него «набросали… большую груду камней, которая уцелела и до сего дня» (Нав 7 25–26). Во всяком случае, такой оборот вряд ли можно использовать как свидетельство, что летописцу действительно была известна могила того или иного персонажа, либо рассматривать как датирующий признак.

Такой вывод имеет серьезные последствия, ведь именно упоминание того, что могила Олега Святославича «есть и до сего дне у Вручь-его», послужило одним из оснований для датировки «Древнейшего свода» (либо, если речь идет об оппонентах А. А. Шахматова, иного произведения, предшествовавшего «Начальному своду»). А. А. Шахматов писал: «Сопоставляем следующие два места в тексте Повести временных] лет (Начального свода). Под 6485 (977) годом в рассказе о войне Ярополка с Олегом Древлянским, читаем: “И погребоша Ольга на месте у города Вручего, и есть могила его и до сего дне у Вручего”. Под 6552 (1044) находим: “Выгребоше 2 князя, Ярополка и Ольга, сына Свя-тославля, и крестиша кости ею, и положиша я въ церкви святыя Богородица”. Следовательно, с 1044 года могила Олегова уже не существовала близ города Вручего; она была разрыта (если, действительно, Олег был погребен близ этого города), и останки Олега были перенесены в церковь св. Богородицы. Отсюда видим, что статья 6485 года, содержащая приведенную выше фразу, составлена до 1044 года. Этот вывод наш согласуется с тем, что Древн[ейший] свод доходил только до 1039 года; он составлен, очевидно, до 1044 года». Правда, А. Г. Кузьмин считал, что запись о смерти Олега могла существовать «параллельно» с сообщением о перенесении его останков — «в разных традициях»

Рассказ о первом «законном» (и, судя по всему, вполне историческом) киевском князе, Игоре, оказывается гораздо лаконичнее. После весьма краткого упоминания о том, что после смерти Олега Игорю вновь пришлось «примучить» древлян и обложить их данью «болши Олговы». а затем удалось заключить мир с появившимися на восточных границах древнерусских земель печенегами, под 6449 (941) годом следует пространный рассказ о походе Руси на греков.

Многие детали этого похода совпадают с сообщением о походе на Царьград Олега. Как и отряды Олега, игоревы воины «их же емше. овехъ растинаху, другая аки странь поставляюще и стреляху въ ня, изимахуть, опаки руце съвязывахуть, гвозди железный посреди главы въбивахуть имъ. Много же святыхъ церквий огневи предаша, манасты-ре и села пожгоша, и именья немало от обою страну взяша». Но на этот раз удача отвернулась от Руси: греки сожгли вражеский флот. «Русь же видящи пламянь, вметахуся въ воду морьскую, хотяще убрести: и тако прочий възъвратпшася въ свояси». Судя по всему, этот-то рассказ и послужил основой для сообщения о предшествующем походе Олега на столицу Византии. И уже в нем были соединены фрагменты «Хроники» Георгия Амартола и Жития Василия Нового.

Действия Руси здесь соответствуют представлениям о том, как должны себя вести народы, появляющиеся в последние времена и наказывающие христиан за грехи. Это подтверждается использованием этого же текста для описания в Лаврентьевской летописи монгольского нашествия на Рязанскую землю в 1237 г.: «В лето 6745…На зиму при-доша от всточьные страны на Рязаньскую землю лесом безбожний Татари, и почаша воевати Рязаньскую землю, и пленоваху и до Проньска. Попленивше Рязань весь и пожгоша, и князя ихъ оубиша. Ихже емше овы растинахуть, другыя же стрелами растреляху в ня, а инн опакы руце связывахуть. Много же святыхъ церкви огневн предаша, и манастыре и села пожгоша. Именья не мало обою страну взяша…».

То, что такой повтор не случаен, показывает рассказ той же Лаврентьевской летописи о том, как воспринималось нашествие иноплеменников: «Си вся наведе на ны [т. е., на нас] Богъ грех ради наших. Яко пророкъ глаголет: "Несть человеку мудрости, ни е мужства, ни есть думы противу Господеви. Яко Господеви годе бысть, тако и бысть. Буди имя Господне благословенно в векы” [Иов 1 20–21]».

Итак, летописное повествование о походе Игоря на греков невозможно рассматривать в качестве достоверной информации о том. «как это было на самом деле».

Летописец завершает историю князя Игоря знаменитого преданием о том, как тот попытался вторично получить дань с древлян: «В лето 6453. В се же лето рекоша дружина Игореви: "Отроци Свеньлъжи изо-делися суть оружьемъ и порты, а мы нази. Поиди, княже, с нами в дань, да и ты добудеши и мы”. И послуша ихъ Игорь, иде в Дерева в дань, и примышляше къ первой дани, и насиляше имъ и мужи его. Возьемавъ дань, поиде въ градъ свой. Идущу же ему въспять, размысливъ рече дружине своей: “Идете съ данью домови, а я возъврапцося, похожю и еще”. Пусти дружину свою домови, съ малом же дружины возъвратися. желая болыпа именья. Слышавше же деревляне, яко опять идеть, сду-мавше со княземъ своимъ Маломъ: "Аще ся въвадить волкъ в овце, то выносить все стадо, аще не убьють его; тако и се, аще не убьемъ его, то вся ны погубить”. И послаша к нему, глаголюще: “Почто идешп опять? Поималъ еси всю дань”. И не послуша ихъ Игорь, и вышедше изъ града Изъкоръстеня деревлене убиша Игоря и дружину его». Завершается этот печальный рассказ уже рассмотренным нами оборотом: «И погре-бенъ бысть Игорь, и есть могила его у Искоръстеня града въ Деревехъ и до сего дне».

История с убийством Игоря находит подтверждение в греческой «Истории» Льва Диакона. Согласно ей, обращаясь к Святославу, император Иоанн Цимисхий якобы сказал: «Полагаю, что ты не забыл о поражении отца твоего Ингоря, который, презрев клятвенный договор 1приплыл к столице нашей с огромным войском на 10 тысячах судов, а к Киммерийскому Боспору прибыл едва лишь с десятком лодок, сам став вестником своей беды. Не упоминаю я уж о его [дальнейшей] жалкой судьбе, когда, отправившись в поход на германцев [5] Считается, что здесь имеется в виду договор Руси с греками 911 г. Данное упоминание подтверждает достоверность летописных известий о походах Руси на Царьград. [6] Упоминание о германцах загадочно. Полагают, что Лев Диакон хотел подчеркнуть, что речь идет о каком-то народе, который живет на западе Руси. , он был взят ими в плен, привязан к стволам деревьев и разорван надвое».