Татьяна Таирова - История Украины

Прежде всего, «меч обоюдуострый» — один из атрибутов богоизбранного народа (Пс 149 4–9). Кроме того, в Откровении Иоанна Богослова из уст Христа «выходил острый с обеих сторон меч» (Откр 1 16), поэтому послание Ангелу Пергамской церкви начинается со слов: «Так говорит Имеющий острый с обеих сторон меч» (Откр 2 12). Богословская трактовка образа обоюдоострого меча основывается на послании ап. Павла к Ефесянам, в котором упоминается «меч духовный, который есть слово Божие» (Еф 6 17) [3] На то, что меч еще в ветхозаветной традиции отождествлялся со словом Божиим, косвенно свидетельствует своеобразная загадка, которую Аод загадал моавитскому царю Еглону: «Аод сделал себе меч с двумя остриями, длиною в локоть, и припоясал его под плащом своим к правому бедру. [И пришел,] и поднес дары Еглону, царю Моавитскому… <���…> Аод вошел к нему; он сидел в прохладной горнице, которая была у него отдельно. И сказал Аод: у меня есть до тебя, [царь,] слово Божие. [Еглон] встал со стула [пред ним]. [Когда он встал,] Аод простер левую руку свою, и взял лгеч с правого бедра своего, и вонзил его в чрево его…» (Суд 3 14–17, 20–22). . Андрей Кесарийский (экзегетические труды которого были хорошо известны в Древней Руси) в толковании на Апокалипсис определяет этот образ как «Евангельское учение, обре-зующее сердце и отделяющее верных от нечестивых».

При таком понимании образа меча, имеющего два лезвия, допустимо следующее понимание легенды о хазарской дани.

Старцы по-своему разгадывают загадку, заданную полянами хазарам. Противопоставляя Полянский меч своей сабле, они «не отъ сво-ея воля» признают превосходство христианства над иудаизмом, «двух лезвий» нового меча духовного (Ветхий и Новый заветы) над «одним лезвием» Ветхого завета. Рассказ о дани занимает тогда вполне ясное место в повествовании о том, «како избьра Богъ стран}' наппо на по-следьнее время». Понятнее становится и библейская параллель, приведенная летописцем в заключение этой легенды: «Яко и при Фаравоне, цари Еюпетьстемь, егда приведоша Моисея предъ Фаравона, и реша старейшина Фараоня: се хочеть смирити область Еюпетьскую, якоже и бысть: погибоша еюптяне от Моисея, а первое быша работающе имъ. Тако и си — владеша, а послеже самемъ владеють; якоже и бысть: во-лодеють бо Козары Русьскип князи и до днешнего дьне». Обретение Слова Божьего, по мнению летописца. — залог освобождения народа и лучшее знамение его избранности Богом.

Таким образом, противопоставление меча и сабли в легенде о хазарской дани, скорее всего, рассматривалось авторами «Древнейшего» и «Начального» сводов, а также «Повести временных лет» как символическое доказательство преимущества христианства над иудаизмом.

Итак, речь здесь идет об условиях обретения спасения. Основная идея обоих рассказов практически совпадает с основной идеей послания ап. Павла к Римлянам, цитата из которого предшествовала рассказу о полянах. В этом контексте и разрешается загадка обоюдоострого меча из легенды о хазарской дани — а заодно проясняется структура и смысл преданий, включенных в начальную, недатированную часть «Повести временных лет».

В «Повести временных лет» под 6370 (862) годом имеется очень краткое сообщение о том, как в Киеве появились правители-варяги.

Это якобы были приближенные легендарного Рюрика, которые по пути в Константинополь увидели Киев и «остаста въ граде семь, и многи варяги съвокуписта. и начаста владети польскою землею». Впрочем, этот рассказ имеет все признаки вставки.

С именами Аскольда и Дира летописец связывает и первое известие о походе Руси на Константинополь «в лето 6374…. въ 14 лето Михаила цесаря». Набег этот, однако, оказался неудачным. После того как император с патриархом Фотием омочили в море ризу Пресвятой Богородицы, поднялась буря, которая «безбожных Руси корабля смяте, и к берегу приверже. и изби я, яко мало их от таковыя беды избегнута и въ свояси возъвратишася». Этот рассказ был заимствован при составлении «Повести временных лет» из болгарского перевода продолжателя греческой «Хроники» Георгия Амартола. Правда, имена Аскольда и Дира в греческой хронике не упоминались и были внесены туда летописцем произвольно.

Помимо всего прочего, этот рассказ любопытен еще и тем. что показывает, насколько опасно доверяться ранней летописной хронологии. Дело в том, что первоначально, сообщение о походе на греков, видимо. имело только относительную дату: «в 14 лето Михаила» (имеется в виду византийский император Михаил III). Абсолютная дата — 6374 год, — очевидно, была рассчитана искусственно, отталкиваясь от первой даты, которая открывает датированную часть «Повести временных лет»: «Въ лето 6360, индикта 15 день, наченппо Михаилу царствовати, нача ся прозывали Руска земля. О семь бо уведахом, яко при семь цари приходиша Русь на Царьгород. яко же пишется в летописаньи гречьстемь». 6360-й год был взят из греческого «Летописца вскоре» патриарха Никифора (в «Хронике» Георгия Амартола годовые даты не проставлены). Летописец. однако, не подозревал, что в этом источнике была использована так называемая болгарская эра. насчитывавшая 5504 года от Сотворения мира до Рождества Христова. Соответственно, 6360 год от Сотворения мира соответствовал 856 г. в нашей системе летосчисления, когда Михаил III достиг совершеннолетия и стал полноправным императором (правда, его мать, императрица Феодора не сложила с себя функций регентши и еще 9 лет оставалась соправительницей сына). Между тем, 14-й год правления, указанный в летописном сообщении о походе Аскольда и Дира, явно отсчитывался от 842 г., когда после гибели отца двухлетний Михаил был провозглашен императором. Таким образом, оба летописных сообщения — о начале правления Михаила и о походе Аскольда и Дира — имеют в нашем летосчислении одну дату: 856 год.

Некоторые историки, опираясь на поздние и малонадежные источники, пытаются объявить Аскольда и Дира прямыми наследниками легендарного Кия, представителями уже упоминавшейся династии «Ки-евичей». Существование этой «княжеской династии» основывается на сведениях польского историка XV в. Яна Длугоша. который писал, что летописные киевские князья Аскольд и Дир были потомками Кия. Это сообщение Длугоша было использовано в работах Д. И. Иловайского (который часто весьма вольно обращался с фактами) и М. С. Грушевского (стремившегося во что бы то ни стало доказать существование особого украинского этноса уже в IV в.); прибегал к ним в своих исторических реконструкциях и А. А. Шахматов. Впрочем, эта точка зрения в последнее время редко находит поддержку у специалистов.

Б. А. Рыбаков решил, что появление имен Аскольда и Дира в летописи есть следствие ошибки одного из ранних летописцев. На самом деле якобы в первоначальном тексте речь шла об одном киевском князе — Асколдыре или, точнее, Осколдыре. Такое прочтение летописного текста — результат догадки, не имеющей текстологического основания. Она, однако, позволило Б. А. Рыбакову «установить» славянскую этимологию имени Аскольда (как давно доказано, безусловно скандинавского) от р. Оскол. Название же этой реки, в свою очередь, связывалось Б. А. Рыбаковым со сколотами, упоминаемыми Геродотом. Те якобы были славянами (вопреки самому Геродоту, писавшему, что сколоты именуют себя скифами), которые позднее стали называть себя русью.