Вильям Похлёбкин - Великий псевдоним

Тут уж не надо было думать о содержании, можно было вообще не слушать всю речь, но в то же время – никогда не ошибиться в реакции на нее, поскольку слово «Сталин» звучало как сигнал к аплодисментам, овациям и другим демонстративным проявлениям своей советскости и благонадежности.

Именно такое стихийное развитие создало то, что можно было спустя ряд лет назвать «культом личности». Но истоки этого культа были не наверху, а в самом, что ни на есть низу – они шли от бескультурья, от лени, нежелания думать, при желании пользоваться благами социализма и они шли от той части народа, которая была прежде в феодальную эпоху – дворней.

После отмены в России крепостного права и с началом развития капитализма из дворни, как из более грамотной и менее связанной с сельскохозяйственным производством прослойки, к тому же не всегда приспособленной к какому-либо специальному виду труда или ремесла, стала выходить та категория непроизводительных слоев капиталистического общества, которую Маркс и Энгельс называли плебеями-прохвостами.

Именно плебеи-прохвосты, бывшие крестьяне или мелкие купчишки, составили во второй половине XIX в. самый низший, но и самый дикий, самый зверский слой «русского чумазого капитализма», – по выражению М.Е.Салтыкова-Щедрина. Именно из этой среды рекрутировались те новые, реальные эксплуататоры трудового народа, которые заменили бывших бар, помещиков-дворян и крупных землевладельцев, став деревенскими кулаками-мироедами, жидоморами, купцами-перекупщиками и прасолами, умевшими лучше помещиков пользоваться нуждой крестьянской массы для ее закабаления, и скупавшими за бесценок все, что давало и могло дать крестьянское хозяйство: скот, шкуры, меха, пеньку, лен, деготь, продукты животноводства и земледелия.

Именно все эти кулаки, перекупщики, сводчики, маклаки, барышники, тарханы, переторговщики, офени, коробейники, прасолы и факторы, т.е. все те, кто жил за счет посреднического обмана, или обвеса, обсчета и обмера при базарной торговле, кто торговал чужим сырьем и готовыми продуктами, – все они оказывали сдерживающее, консервирующее, регрессивное воздействие на развитие русской деревни, на развитие русской капиталистической экономики, являясь паразитическим, деструктивным слоем с точки зрения здорового народного хозяйства.

В годы революции и гражданской войны этот крайне живучий и беспощадный даже к своим «братьям по классу» слой не только испытал дальнейшую социальную дифференциацию, пополнив собой уголовный мир, но и проявил поразительную способность к приспособлению к новым советским условиям и к дальнейшей трансформации.

Именно отсюда стали выходить работники советской торговли и потребкооперации, обслуга коммунальных хозяйств крупных городов, работники транспорта, связанные с обслугой пассажиров и грузов (кассиры, билетные контролеры, кондуктора, проводники, кладовщики, багажные весовщики, сопровождающие грузов и т.п.), завскладами, палатками, лавочками, магазинами, торг – и продбазами, служащие гостиничного, банно-прачечного и пошивочного хозяйства.

Короче говоря, в такой огромной стране, как Россия, все представители и потомки бывшей помещичьей дворни, – нашли себе скромные, но обеспеченные места и начали «мирно врастать в социализм», не утрачивая при этом, не меняя нисколько своей исторически разлагающей, реакционной общественной сущности.

Подобно тому, как при капитализме они тормозили развитие цивилизованных, капиталистических отношений, так и при социализме они с еще большей энергией вставляли палки в колеса нарождавшимся с трудом социалистическим отношениям в обществе.

Трагично и парадоксально, что все чистки советского общества от идеологии мелкобуржуазной стихии, оказались направленными против членов партии, мало повинных в подобной идеологии, но зато нисколько не затронули самой этой живучей идеологии в стране, и совершенно не коснулись самих главных носителей этой идеологии, формально ставших по советской статистике трудящимися.

Более того, после Великой Отечественной войны и XX партсъезда согласно переписи 1959 г. все работники торговли и обслуги были переведены в категорию – рабочих [33], одним росчерком пера, что фактически было равнозначно тайному совершению контрреволюции, ибо непроизводительные слои, составлявшие уже 38% занятых в народном хозяйстве, т.е. люди получавшие зарплату вне зависимости от реального трудового вклада, приравнивались к настоящим рабочим металлистам, машиностроителям, металлургам, шахтерам! И это искажало не только статистику, но и извращало всю картину социалистического общества, его классовую структуру, являлось по своей сути – отрицанием и насмешкой над этим обществом, которое становилось фикцией в силу извращения, искажения его социальной структуры и экономического смысла, как общества должного быть обществом высокой производительности труда.

Это было, таким образом, искажением марксизма, равноценным контрреволюционному действию, направленному на подрыв и гибель социалистического строя.

Эти факты говорили о марксистской некомпетенции и буржуазном перерождении верхов, но они одновременно свидетельствовали о чрезвычайной социальной и физической живучести потомков дворни, разложившей вначале феодально-крепостнический строй, затем – русский раннекапиталистический и, наконец, тихой сапой, изнутри подрывавшей, подгрызавшей, подтачивавшей социалистический строй, на котором они преспокойно и непрерывно паразитировали.

Не удивительно, что такие «трудящиеся», такие «рабочие и колхозники», из карьерных соображений проникая в партию, наводняли ее организации, лезли и долезали наверх, в номенклатурные и сверхноменклатурные должности, пока, наконец, к середине 80-х годов не оказались непосредственно в правительственных кругах, в руководстве партии.

Всех этих процессов, развернувшихся особенно резко после 1950-х годов, Сталин, разумеется, не мог предвидеть, и, кроме того, не просчитал их теоретически, заранее, в чем и состоит его настоящая большая историческая ошибка, хотя он делал все возможное в свое время, чтобы уничтожить кулаков, как класс, совершенно правильно видя в этом социальном слое главную опасность для существования социализма. Но кулаки, как клопы, между тем уцелели, а их потомки оказались в числе руководителей нынешнего российского государства, явив собой наглядную иллюстрацию обрисованному выше процессу выживания прохвостов-плебеев при всех формациях, в том числе и при социализме.

Увлеченный борьбой с оппозицией внутри партии, Сталин не учел, что основная опасность грозит партии со стороны того временно «безгласного», «тихого, послушного», мелкобуржуазного слоя, который потихоньку пролезал в партию после изгнания из нее активных оппозиционеров, и который буквально хлынул в партию после смерти Сталина и XX съезда КПСС, когда все сдерживающие рогатки были отменены. Конечно, основная вина за это ложится на эпигонов Сталина, на людей полностью являвшихся мелкобуржуазными по своей сути – т.е. на Брежнева и особенно – на Горбачева и его сплошь «деревенское» окружение (из рабочих в Политбюро был только один Щербицкий, не принявший участия ни в перестройке, ни в других безобразиях горбачевской «кодлы»).