Кэтрин Мерридейл - Ленин в поезде. Путешествие, которое изменило мир

ничем особенно не отличались от того, что обычно говорилось в Национальном либеральном клубе в Лондоне.

Милюков стремился направить Россию на путь конституционной монархии. В Петрограде 1916 года подобная программа превращала его в “красного смутьяна”.

Во время войны список требований Думы вырос 47. В 1915 году группа депутатов, среди которых были и кадеты, основала Прогрессивный блок – для защиты военной чести России и попранных конституционных прав ее народа 48. Как представитель левого крыла коалиции, Милюков считал, что Россия более не имеет права удерживать под своей властью угнетенные национальные территории, такие как Польша и Прибалтика. Автономия и равноправие (но не полная независимость) выдвигались в качестве компромисса ради сохранения целостности империи. Внутри же самой России следовало положить конец дискриминации религиозных меньшинств, включая евреев. Другие кадеты вели речь о профсоюзах и правах работников, об амнистии политических заключенных и отмене цензуры, которой в то время подвергались даже печатавшиеся в газетах тексты выступлений в Думе.

В целом программа блока включала войну до победного конца, поддержку торговли, укрепление России на международных рынках и выработку более гибкой системы управления, высвобождения ее из пут бюрократии. В интересах поддержания промышленности и торговли Милюков, всегда питавший особый интерес к Балканам, выступал за установление российского контроля над Константинополем и проливами. Именно эта перспектива заставляла его с маниакальным упорством настаивать на войне до победного конца. При этом он слишком хорошо знал, какой ценой дается победа: год назад на австрийском фронте погиб его младший сын.

Осенью 1916 года, когда над Невой уже вился первый снег, жителей Петрограда занимали не либеральные реформы и даже не ужасающие потери на фронте. Город был охвачен страхом перед тем, что именовалось “темными силами”. Ходили слухи, что двор попал под влияние немцев. Цель их состояла якобы в том, чтобы принудить Россию к выходу из войны; тогда Берлин смог бы сосредоточить усилия на единственном оставшемся фронте и перебить французов и англичан, как мух. Соблазн для России был в возможности прекратить ужасающий поток жертв; кроме того, крайне правые надеялись, что прусское офицерство, образец дисциплины и иерархии, поможет им восстановить подобающее (то есть реакционное) правление. Переговоры-де происходят в полной тайне, то в Стокгольме, то в Копенгагене 49.

Британский предприниматель по имени Стинтон Джонс предположил, что на самом деле игра идет еще более грязная, чем думали русские. Заговорщики, пояснял он, хотели бы срежиссировать в России народное восстание, чтобы сделать ее неуправляемой. Возникший таким образом кризис, согласно зловещему плану, стал бы предлогом для подписания сепаратного мира с Германией.

В результате репутация России в глазах всего мира была бы потеряна, и, когда у Германии появится наконец возможность разгромить Россию, последней никто не придет на помощь и Германия сделает еще шаг к своей цели – мировому господству 50.

Цепочка всех этих слухов вела напрямую к императрице. Александра Федоровна была урожденной принцессой Гессенской и Рейнской, и многие считали ее немецкой шпионкой. Сэр Джордж Бьюкенен отвергал эту идею.

Она отнюдь не является немкой, действующей в интересах Германии, – писал он в феврале 1917 года. – Она просто реакционная царица, желающая без помех оставить престол своему сыну.

Однако вмешательство государыни в процесс назначения министров сделало ее, по мнению Бьюкенена, “невольным инструментом в руках других людей – которые и в самом деле суть немецкие шпионы” 51. Либеральные критики считали, что назначение Штюрмера нельзя объяснить не чем иным, как волей императрицы. Когда в сентябре 1916 года Министерство внутренних дел перешло к льстивому Александру Дмитриевичу Протопопову, одному из фаворитов Александры Федоровны, подозрения, казалось, получили подтверждение. Протопопова, который считался не вполне нормальным (он страдал от дегенеративной болезни нервов, связанной с продвинутой стадией сифилиса), видели беседующим с неким немецким агентом во время визита министра в Стокгольм 52.

В действительности Протопопов, психически неуравновешенный человек, был более склонен к мистическим видениям, чем к составлению заговоров, однако в свите Александры Федоровны были и реальные агенты германского кайзера. Морис Палеолог полагал, что к этой “теневой партии” принадлежали члены Священного синода, представители балтийского дворянства, крупные финансисты, пронемецки настроенные индустриальные магнаты.

Главный двигатель реакционной партии, – писал он, – это страх, страх, который внушали непрерывные близкие контакты России с демократическими державами Запада 53.

В октябре французский посланник провел вечер с неким “высокопоставленным придворным”, который сообщил Палеологу некоторые дополнительные детали. Источник предупреждал, что

для достижения своих целей эти люди не остановятся ни перед чем, они на все способны. Они доведут дело до забастовок, мятежей, погромов, нищеты, голодных бунтов: повсюду в стране они создадут такую нужду и безнадёжность, что продолжать войну станет невозможно 54.

Собеседник Палеолога был настолько осторожен, что не хотел произнести ни слова, пока хозяин не отпустил всю прислугу.

Шпионов готовы были видеть везде и почти рефлекторно обвиняли в шпионаже евреев – навет, к которому англичане прибегали никак не реже русских. Джордж Бьюкенен высказался на этот счет следующим образом:

Евреи как класс поддерживают немцев, и, судя по всему, от них исходят слухи, распространяемые с целью посеять недовольство и недоверие в самой России или в союзных ей странах 55.

В остальном ничего рутинного не было. В декабре 1916 года Сэмюел Хор сообщал военной разведке следующее:

Наиболее примечательная черта [слухов о заговоре] состоит в том, что впервые в русской истории все слои общества объединились против небольшой группы, состоящей наполовину из придворных, наполовину из бюрократов, в попытке осуществить абсолютный контроль над властью 56.

Бьюкенен вспоминал:

Дворцовый переворот обсуждался открыто, и за обедом в посольстве один из моих русских друзей, занимавший высокое положение в правительстве, сообщил мне, что вопрос заключается лишь в том, будут ли при этом убиты и император, и императрица или только последняя 57.

Абсолютным приоритетом для Бьюкенена было принуждение России к тому, чтобы продолжать войну. В последующие критические недели каждая акция оценивалась с точки зрения ее значимости для предстоящей весенней кампании, каждый новый министр или открытая забастовка – по тому, как они влияют на боевой дух народа. И картина менялась чрезвычайно быстро. Началось с очередной сессии Думы, открывшейся 1 ноября 1916 года. После раздоров внутри Прогрессивного блока обстановка была и без того напряженной, однако почти каждая речь на открытии сессии становилась сенсацией.