Кэтрин Мерридейл - Ленин в поезде. Путешествие, которое изменило мир

У англичан в Петрограде составилось неблагоприятное мнение о большевиках. В течение нескольких недель революции Фрэнк Линдли наблюдал их риторику, их программу и их газету.

“Правда” <���…> занимает предвзятую позицию непримиримой вражды по отношению к членам Временного правительства и к войне, – записывал он в конце марта. – Первых газета представляет как опаснейших реакционеров, а последнюю – как результат махинаций их и подобных им за границей <���…>. Своими безжалостными нападками эта газета вызывает заметную нервозность в среднем классе Петрограда.

Хорошо, что “правительство своевременно обнаружило, что один из издателей газеты находится на службе в тайной полиции”, однако газета устояла 22. По-видимому, добавлял Линдли, никто не знает ни имен новых издателей, ни финансовых источников “Правды”.

Такого рода недостаток конкретных данных был в этот период постоянной проблемой. Единственный политик в составе Совета, имя которого Линдли мог назвать с уверенностью (хотя и в неточной транскрипции), был Чхеидзе. Кто были другие активисты и ораторы, оставалось неясным, и скептики испытывали самые мрачные предчувствия по поводу всех без исключения. Тем не менее Линдли казалось, что он может быть уверен в прочности Временного правительства. Оно “не оставляет желать лучшего”, писал Линдли из Петрограда в начале апреля 23. Более проницательный генерал Нокс был, однако, другого мнения, и в Лондоне не знали, кому верить. В любом случае было ясно, что большевики (которых в Лондоне называли не иначе как “экстремисты” и “максималисты”) превратятся в нечто гораздо более опасное, чем просто источник раздражения, если им удастся настроить Россию против войны.

В то воскресное утро, когда Ленин собирался пересечь российскую границу, вопрос о союзнической солидарности уже перестал быть чисто теоретическим. Наступление Нивеля на Западном фронте было назначено на раннее утро понедельника. Согласно первоначальному плану, одновременно и Россия должна была атаковать немцев, но теперь Франция и Англия вынуждены были смириться с задержкой на Востоке. Они были довольны уже тем, что русские солдаты хотя бы не бросают свои позиции, заставляя врага удерживать на Восточном фронте свои дивизии и обеспечивать их всем необходимым. Союзникам казалось, что это минимум, которого они вправе требовать от России, но даже это положение было под угрозой из-за гражданской смуты в Петрограде.

Даже Керенский, и тот, кажется, начал заигрывать с крайне левыми 24. Министр юстиции вдруг высказался о неприемлемости аннексий и контрибуций, поставив под сомнение заветные цели союзников в войне и напомнив им, что Петросовет находится в руках социалистов. Единственным рычагом давления, который оставался у Лондона и Парижа, было ограничение экономической помощи. В апреле 1917 года англичане задержали партию тяжелой артиллерии, первоначально предназначавшейся для России, на том основании, что это оружие сейчас нужнее на других участках фронта. Правительство США, только что вступившее в игру, рассматривало возможность удержания обещанного военного кредита в случае, если Россия уступит пацифистам 25.

За неделю до начала наступления Нивеля все союзники, следившие за событиями в России, с облегчением отметили, что левые, настроенные против войны, кажется, несколько сдали назад. “Правда” (под влиянием Каменева) смягчила тон, а Церетели творил настоящие чудеса в Петросовете. Локкарт в Москве по-прежнему оценивал большевиков как “наименее удовлетворительный элемент”. В их рядах, писал он, “кажется, есть немецкие провокаторы, и [они], возможно, опираются на немецкие деньги”:

Хотя на такой ранней стадии революции было бы весьма преждевременно высказывать определенное мнение, но у меня такое впечатление, что кампания социалистов теряет почву под ногами. Их газеты читают не так, как в начале революции, и так как свежесть их нападок теряется, им, вероятно, будет труднее добыть достаточно средств для своей пропаганды. Против них уже действует контрпропаганда, и один из результатов действий социалистов состоит в том, что вместе соединились теперь все умеренные элементы общества 26.

Бьюкенен из Петрограда вполне соглашался с Локкартом 27.

Итак, последнее, чего желали союзники, было неожиданное появление Ленина собственной персоной. У британского правительства не имелось какого-то цельного образа этого человека (в одной из служебных записок он был назван через запятую с другими “иностранными мошенниками”), однако досье Ленина, составленное в ходе его довоенных визитов в Лондон, намекало на некоторые его опасные таланты 28.

В последнее время о нем ходили самые дикие слухи. Согласно сообщению Генри Стеннинга, представителя британских социалистов в Копенгагене, во время своего однодневного пребывания в Стокгольме Ленин “высказывал чрезвычайную враждебность по отношению к Великобритании”. Это заставляло поверить и другому слуху, пришедшему через Амстердам и наделавшему там много шума: Ленин якобы заявил, что “через две недели между Россией и Германией должен быть заключен мир” 29.

В какой-то момент британцы начали размышлять, не вывести ли им на поле собственного троянского коня: если немцы могут использовать Ленина, почему бы Британии не найти другого русского революционера,

который постарался бы объяснить России, что с ней произойдет, если она будет вести войну недостаточно энергично.

Они уже пропустили в Россию Плеханова, но кое-кто считал, что можно достичь лучших результатов с помощью одного бывшего нигилиста, известного разведке под именем Алексей Федорович Аладьин. Однако у Аладьина не было ни партии, ни даже группы последователей, и неизвестно, чего ждать от этого непредсказуемого неудачника. Резолюция на его досье от 29 марта гласит: “Сохранить в качестве спящего агента” 30.

Какая жалость, что эти несчастные швейцарцы вообще разрешили большевикам сесть на поезд! Даже мягчайшему князю Львову пришлось проинформировать официальных лиц в Берне, что отъезд Ленина и его группы из Цюриха – обстоятельство “в высшей степени прискорбное” 31. Ходили также слухи, что Павел Милюков составил некий список персон нон-грата и пытался убедить своих коллег, чтобы этим лицам запретили въезд в Россию 32. Если это правда, размышляли британцы, то Ленин и его друзья вряд ли смогут создать особые проблемы на Востоке.

С точки зрения союзников, лучшая возможность для того, чтобы остановить Ленина, несомненно, представлялась в Торнио. У британцев там был собственный военный представитель. Этот офицер вполне мог провести тайную операцию под прикрытием общей неразберихи и хаоса на границе – не говоря уже о столь удобном тумане. Надо было всего лишь сделать так, чтобы один конкретный большевик больше никогда не вернулся домой.