Сесили Веджвуд - Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648

Первым делом необходимо было каленым железом выжечь клеймо Фердинанда на поверженной стране. Арестованные вожди повстанцев предстали перед судом особой комиссии, решение которой не подлежало апелляции, и более сорока человек приговорили к тюремному заключению и казни. Главным среди них был Андреас Шлик, который своей твердостью духа придавал силы товарищам по несчастью в их предсмертные часы. Это было последнее и, пожалуй, самое возвышенное благодеяние, которое он оказал тем, кто так упорно игнорировал его советы. Кто бы ни вышел победителем, великодушие и сдержанность, к которым он призывал, были одинаково невозможны для обеих сторон; жизнь давно потеряла для него свою сладость.

В последнюю неделю мая 1621 года приговоры прибыли в Вену на подпись Фердинанду. Он считал их подписание своим долгом и понимал, что в его интересах проявить жесткость, но, когда дело дошло до осуждения стольких людей на смерть, даже Фердинанда это задело за живое, так что он вскочил из-за стола совета и выбежал вон, вытирая пот со лба. Утром, после беседы с духовником, к нему вернулось спокойствие, и он без лишних проволочек подписал двадцать смертных приговоров и отдал приказ немедленно привести их в исполнение.

Мятежники встретили свой конец в Праге 21 июня 1621 года на большой площади перед ратушей, в то время как семьсот саксонских всадников патрулировали город. Однако, вопреки опасениям Лихтенштейна, не было ни протестов, ни попыток освободить осужденных. В основном они умирали молча, лишь один крикнул: «Скажите вашему императору, что его суд неправеден! Напомните ему о суде Божьем!» – но его слова потонули в грохоте барабанов. Двенадцать голов и правую руку графа Шлика выставили на Карловом мосту мрачным напоминанием о крахе восстания, и там они находились десять лет.

Прага, сжав зубы, уступила, ее богатства растаяли, торговля замерла, люди не знали покоя от страха, вожди перевелись. За пределами Праги и Чехии протестантские публицисты громко негодовали; поминали герцога Альбу и «Кровавый совет», который полвека назад побудил Нидерланды свергнуть тирана. Но у голландцев был защитник за границей, который вернулся по зову народа. Для Чехии не нашлось ни одного избавителя. Ее лучшие люди погибли на Белой горе и на городской площади от меча и топора. За границей у нее оставались только беглый король да изгнанники, а внутри страны – только победители, трусы, равнодушные да вдовы и дети убитых.

Фердинанд стремился к абсолютной власти – и в собственных владениях, и во всей империи; будущее династии Габсбургов представлялось ему в этом свете. Король Испании, с другой стороны, видел безопасность и величие своего рода в завоевании Нидерландов и возрожденном процветании испанской монархии. Хотя в итоге оба они в первую очередь желали лучшего для династии, и тот и другой не спешил поступиться своими политическими интересами ради чужих. Весной и летом 1621 года их цели в конце концов вступили в конфликт.

Смерти эрцгерцога Альбрехта и Филиппа III существенно изменили отношения Испании и Нидерландов. Независимость провинций закончилась с кончиной эрцгерцога; на первый взгляд казалось, что испанская корона не воспользуется сложившейся ситуацией, поскольку его вдова Изабелла продолжала править, а господствующей силой в государстве оставался Амброзио Спинола. Но постепенно новые властители Испании начали ограничивать независимость тех, кто по закону теперь был всего лишь их назначенными представителями; и этими новыми властителями стали мальчик-подросток (р. в 1605) король Филипп IV и его фаворит Оливарес.

Новый король Филипп IV был чуть умнее своего отца и значительно менее совестлив; он интересовался музыкой, живописью и искусством, увлекался зрелищами, маскарадами, танцами и драмой, обожал охоту и корриду и уже обещал стать необузданным распутником. Он не обладал воображением в политике и был фанатично религиозен скорее по воспитанию, чем в силу естественной склонности. Власть полностью сосредоточилась в руках Оливареса, человека, чья безудержная энергия и живость ума восполняли вялое равнодушие его господина. С подачи Оливареса почти все министры покойного короля лишились своих постов, и новое правительство оказалось под полным контролем фаворита. Гаспару де Гусману, графу Оливаресу, было за тридцать (р. в 1587); высокого положения рядом с королем он добился в значительной мере благодаря своей яркой личности, поскольку, на первый взгляд, не относился к тому типу людей, с которыми Филипп IV мог бы легко подружиться. Это был дородный, румяный, крепко сбитый мужчина, который умел поддерживать беседу, не любил игр и легкомысленных увеселений. Его снедала жажда власти, и он скорее командовал королем, а не давал ему советы. Его заботило благополучие монархии, но он непререкаемо верил в собственную правоту и на протяжении всей своей жизни направлял судьбу страны, руководствуясь исключительно своими блестящими, но капризными замыслами.

В 1621 году его главная задача состояла в том, чтобы найти надежный способ контролировать Пфальц. Он задумал план восстановить Фридриха в правах под протекцией Испании. Эта схема позволяла одним выстрелом убить двух зайцев. Англия всегда могла создать угрозу в море между своим островом и континентом, мешая проходу кораблей между Испанией и Фландрией, и восстановление поверженного Фридриха при помощи испанцев по крайней мере частично должно было успокоить английское общественное мнение. Никакой другой план не мог быть более неугоден для Фердинанда, который решил передать курфюршество Максимилиану, а также погасить свою задолженность перед ним за счет большой части владений низложенного курфюрста.

К счастью для Фердинанда, голод принудил войска Фридриха под началом Мансфельда и Горацио Вера возобновить наступление, что временно помешало исполнению испанского плана. Более того, их движение послужило приманкой для герцога Баварского, который еще больше скомпрометировал себя. Разрываясь между честолюбием и тревогой о немецкой (имперской) конституции, Максимилиан не до конца осознавал опасность своего положения, и, когда ему было поручено обеспечить исполнение приказа об изгнании Фридриха, что предполагало его вторжение в Верхний Г[фальц, герцог поначалу отказался. На публике он даже принимал вид благородной беспристрастности в вопросе изгнания. Увы, Максимилиану, внешне столь изощренному и прозорливому, не хватило сил удержать эту позу. Когда войска Мансфельда внезапно стали использовать Верхний Пфальц в качестве плацдарма для нового наступления на Чехию, Фердинанду достаточно было лишь намекнуть, что он сам их атакует, как Максимилиан поспешил на поле боя, чтобы не упустить свою долю добычи.