Сесили Веджвуд - Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648

Если же города союза упрутся, предполагалось, что демонстрация имперской силы убедит их согласиться на предложение, и в июне военные полномочия Валленштейна были расширены на всю империю. Он уже сдержал слово и прибыл к границе Чехии с хорошо снаряженной армией, с которой в конце лета вошел в Германию и двинулся на север на соединение с Тилли. Недавно ему присвоили титул пфальцграфа империи, который давал ему право жаловать дворянство по своему усмотрению. Летом он самовольно присвоил себе титул герцога Фридландского (Фридлантского).

После вывода новой действующей армии и падения Бреды французы в Вальтеллине оказались в невыгодной ситуации; правительство Ришелье не имело необходимых ресурсов, чтобы оккупировать долину до бесконечности, да и в самой Франции положение оставалось нестабильным. Дворцовые интриги или восстание могли бы в любой момент выбить его из колеи, а между тем на севере огромная дуга задуманных им союзов начала трещать по швам.

Король Дании и король Швеции с одинаковым пылом рвались вторгнуться в Германию; оба они засыпали Париж и Лондон планами кампании, но каждый исходил из того, что другой будет действовать по его приказам. Франция в целом благоволила шведскому королю; английское правительство колебалось, сначала охотно ухватилось за шведский план, а потом так же неожиданно склонилось к датчанам и бестактно попросило Густава II Адольфа согласиться на альянс, по которому все полномочия получал Кристиан IV. Негодование Густава II Адольфа, с коим он встретил эту просьбу, было вполне оправданным: он не доверял Кристиану IV Датскому и опасался, что если не будет держать военные действия под полным своим контролем, то его армии и деньги пойдут на поддержку чужих интересов. Фактически он приставил нож к горлу правительств Англии и Франции: его перемирие со старым врагом, королем Польши Сигизмундом III, заканчивается через несколько недель, и он либо возьмет все рычаги управления в свои руки, либо возобновит войну с Польшей и предоставит Германии самой заниматься своими делами. Английское и французское правительства никак не отреагировали, и в июне 1625 года Густав II Адольф повернулся спиной к германской войне и снова напал на польского короля Сигизмунда III.

Из всей внушительной компании предполагавшихся союзников только один – король Дании – вышел на защиту прав протестантов в Германии летом 1625 года.

Кристиан IV (р. 1577, правил 1588–1648) не был ничтожным человеком. Ему не посчастливилось в том, что он правил в одно время с королем Швеции Густавом II Адольфом, так что народная молва, ослепленная блеском его соперника, отвела ему слишком незначительное место в европейской истории. К моменту его вмешательства в германские дела ему исполнилось 48 лет, и уже 37 из них он просидел на троне. Это был стройный, широкоплечий мужчина с красным лицом и светло-каштановыми волосами, уже заметно поседевшими; тяжелые физические нагрузки и пьянство сделали его только крепче и здоровее. Моногамия никогда не вписывалась в его буйную натуру, и число его внебрачных детей со временем выросло настолько, что стало проблемой для Дании и предметом шуток для Европы. Несмотря на склонность к плотским удовольствиям, он был человеком неглупым и не зарывал своих талантов в землю; он даже вел ученую переписку на латыни с таким «королем эрудитов», как Яков I Стюарт. Способный лингвист, Кристиан IV был хорошим собеседником. Он поощрял искусства и науки у себя в северной столице, в отличие от большинства предшественников, и его дворцы в Кронборге [48] Замок у города Хельсингер на берегу пролива Эресунн (Зунд). и Копенгагене с их роскошным убранством, обилием позолоченных украшений и пухлыми гипсовыми ангелочками, покрашенными в розовый цвет под настоящих младенцев, отражали пылкий и кипучий характер хозяина. «Не верится, что он родился в столь холодном климате», – как-то раз заметил один итальянец.

Как король, Кристиан IV проявил выдающиеся способности, решительность и отвагу, отстаивая интересы своего народа и дома, и за рубежом, борясь с непомерными притязаниями дворянства и поощряя заморскую торговлю. Если он в чем-то не преуспел, то лишь потому, что ему приходилось действовать наперекор давнему влиянию эгоистичной и безответственной аристократии у себя в стране и сверхъестественному гению Густава II Адольфа за границей. На протяжении всей жизни Кристиану IV слишком многое приходилось брать на себя; его интеллектуальные и моральные силы всегда напрягались до предела, ведь у него не было помощников, на которых он мог бы переложить часть своего бремени. Его обходительные манеры, властный характер, безрассудная смелость, грубый и язвительный юмор и переменчивый нрав всегда служили его политическому чутью, поэтому неудивительно, что человек в нем порой слишком уставал, чтобы оставаться королем без чьей-либо помощи. Сравнивая его неудачи с успехами его соперника, шведского короля, нельзя забывать, что Густаву II Адольфу с помощниками повезло не меньше, чем с талантами. Кристиану IV же от совершеннолетия до конца дней приходилось сражаться в одиночку.

Кристиан IV, наполовину немец, говорил и писал по-немецки, как на родном языке, и имел в Германии и влияние, и свои интересы. Он был герцогом Гольштейнским, его сына только что избрали на вакантное место в Ферденское еписхопство, и Кристиан IV заявил претензии на Оснабрюк и Хальберштадт от его имени; опираясь на эти территории, а также бесспорно принадлежащий ему Гольштейн, Кристиан намеревался оказывать давление на колеблющихся нейтралов. К несчастью, и он, и его союзники неверно оценили запутанность германской политики. У курфюрстов Саксонии и Бранденбурга, равно как и у Кристиана IV и императора, тоже были сыновья, и они тоже рассчитывали заполучить Оснабрюк и Хальберштадт. До глубины души возмущенные тем, что габсбургский принц хочет перехватить у их сыновей эти желанные трофеи, они не желали и помогать датскому королю сделать то же самое. И оба князя заявили о неизменной преданности императору.

Тем временем злосчастные правители Нижнесаксонского округа по-прежнему не знали, как поступить. Они все так же не хотели отказываться от нейтралитета, но у них не было возможности его сохранить, когда войска Тилли встали на их южной границе, а на севере собирался с силами король Дании. Запугивание лучше удалось Кристиану IV, и в мае 1625 года растерянные сословия сначала избрали его президентом округа, а потом неохотно приняли решение вооружиться. Фактически это означало только то, что Кристиан IV мог свободно вербовать рекрутов в границах их земель.

До сих пор война между королем и императором так и не была объявлена, и Тилли отреагировал на эти события тем, что запросил у Кристиана IV разъяснений относительно его намерений. В ответ он получил примирительное письмо, объясняющее, что, как президент Нижнесаксонского округа, Кристиан IV счел необходимым принять меры для его обороны. Всю осень и зиму Фердинанд и сословное собрание округа обменивались изысканно вежливыми посланиями, в которых император пытался переманить их всем скопом и поодиночке на свою сторону. Цепляясь за остатки нейтралитета, они жалким образом колебались: сначала склонились к обманчиво привлекательному предложению Фердинанда гарантировать северогерманским епископствам религиозные свободы, а потом отменили сделку, когда он попытался сделать исключение для Магдебурга. Они быстро скатывались в то положение меж двух огней, в котором со временем оказались все нейтральные государства Германии, – в состояние войны с обеими сторонами.