Дмитрий Мачинский - Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 1

В уходящем столетии человечество совершило невероятное погружение в тайны вещественного микромира и устройства Вселенной. Но по-прежнему практически запечатаны недра земли, мы плохо знаем «внутреннюю жизнь» нашей уникальной планеты даже на физическом уровне, а тем более — на уровне Планетарного Сознания, его различных сфер и энергетических каналов, а сущность человеческой души и соотнесенность ее с различными уровнями Мирового Сознания постигаются нами, пожалуй, менее глубоко, чем древними. На путях самопознания мы еще не обогнули «мыс Доброй Надежды», не исследовали всерьез грань между жизнью и так называемой смертью, не говоря уж о более дальних областях Великой Жизни Сознания.

Можно предположить, что самые великие открытия, самые смелые путешествия, полеты и погружения в ближайшие десятилетия будут совершены (а отчасти уже совершаются) на путях, ведущих в глубь человеческой души и земной природы, к постижению различных сущностей, уровней и форм Космического и Планетарного Сознания.

Все свидетельствует о том, что человечество, впервые в середине XX века организовавшее себя как мировое сообщество, ныне, на рубеже II и III тысячелетий христианской эры, подошло к существенному рубежу в своей истории. Тонкая пленка человеческого сознания, распластавшаяся на поверхности земли, пытается пульсировать как единый организм. Из всех цивилизаций, образующих этот организм, наиболее радикальным изменениям как внутреннего уклада, так и в сфере внешних отношений подвержена ныне Российская цивилизация (а также та часть человечества, которая вольно или невольно была вовлечена в большевистский эксперимент). И суть российской метаморфозы отнюдь не только в том, что жуткий эксперимент, поставленный на российских просторах, исчерпал себя, — нет, ныне намечается и изменение некоторых принципов всей российской истории. Многое в России ныне происходит впервые всерьез за ее тысячелетнюю историю, и, хотя некоторые из этих новаций для европейской и североамериканской цивилизаций отнюдь не новы, можно не сомневаться, что своеобразие российских традиций переработает общечеловеческие институты в нечто невиданное ранее.

В известном смысле в России заново начинается ее история, прошедшая через период «антиистории», начало которого отмечено обещанием «клячу истории» загнать (В. Маяковский), а весь период заслуженно получил имя — «годы безвременщины» (Б. Пастернак). Заметим, что некоторое «выпадение» России из истории Европы и Азии, а позднее и из мировой истории (отчасти связанное с ее местом на карте), имело место и ранее. Однако происшедшее в XX веке беспримерно и, хотелось бы надеяться, неповторимо. Имело место некое «нисхождение во ад» в немыслимой роли — претерпевающей муки на всех его кругах. Но если спуск происходил стремительно, то восхождение растянулось, пытку заменила растлевающая души ложь, пронизавшая почти все уровни жизни и своей системностью и всеохватностью создавшая у большой части населения ощущение стабильности и «нормальной жизни».

Но и через «выпадение из истории», через «нисхождение во ад» Россия участвовала в мировой истории, только особым, уникальным способом — вводя опыт рукотворного, земного ада в «сокровищницу мировой истории» как некий противовес и общечеловеческий урок.

Ныне, в 1991 году, Россия вновь вернулась в поток мировой истории. Однако вживление в историю, новое «воплощение» в органичные государственные формы могут быть не менее мучительными, чем некоторые этапы недавнего периода.

В европейско-североамериканской и дальневосточной цивилизациях за последние полвека, упрощенно говоря, жизнь удалась. Другие — исламская, китайская — вполне нашли себя в традиционных или отчасти во вновь обретенных формах осмысления и организации жизни. В России же, после крушения большевизма, образовалась опасная пустота в экономической, социальной, политической, идеологической, культурной и духовной сферах, пустота, один из истоков которой уходит в некое «зияние», возникавшее временами в российской истории и ранее. У нас «жизнь не удалась», нам снова «нечего терять, кроме…» этой пустоты, жаждущей наполниться чем-либо. И в этом — великие возможности и великая опасность.

Навряд ли одни экономические преобразования (при всей их неотложности сейчас) надолго решат проблемы России, поскольку в ее этнопсихологии и истории есть, наряду с «экономической», некая «антиэкономическая» струя. Ортодоксальный марксизм, боготворивший экономику, блестяще доказал это, создав в России с помощью нарушения ряда законов экономики самое мощное в военном отношении государство в мире, обладавшее уникальной «морально-политической» монолитностью.

Ныне наша страна, неудержимо (как кажется) распадаясь на отдельные государства и «зоны», признает как связующую реальность лишь то, что именуется «единым экономическим пространством». Но жажда национал-демократической, национал-религиозной или национал-большевистской самостоятельности, да и просто ненависть к утомившей идее Центра, делают свое дело — и «экономическое пространство» может легко превратиться во множество отдельных государств с весьма различными политическими устройствами и ориентациями.

Идея суверенного национального государства, охватившая почти все этносы «Союза», увлекла и кое-кого из великороссов, но именно для них она, что также осознается многими, особо и опасна. Если идти по пути превращения идеи «национального суверенитета» в некую непререкаемую догму и при этом признавать нерушимыми все административные границы национальных республик, областей и округов, то окажется, что области, административно принадлежащие великороссам, образуют дырявое кружево земель от Балтики до Охотского моря, без целостного единства, и географически естественно распадающееся на три (а то и более) части. Русские, и особенно великороссы, всегда были тем связующим материалом, который заполнял и цементировал, отнюдь не только экономическое, пространство Российской империи. И теперь, при разделе «по этносам», великороссы не получают компактного единого пространства, а при слабой развитости этноконсолидирующего инстинкта, утраченного в процессе разрастания империи, и при отсутствии крупных объединяющих идей вполне вероятны тенденции к образованию нескольких великорусских полугосударств. А это — путь к гибели этноса, его великой культуры и его еще великих возможностей, что, естественно, вызывает поначалу чувство протеста… Но, может быть, так и надо? Ведь распалась же Британская империя, ведь влились же потомки англичан в новые, формирующиеся нации?

Тенденция к национальному обособлению и чистоте глубоко противоречит всей истории русских и великороссов, построенной изначально на органичном и непрерывном, сознательном и бессознательном вбирании в себя разнообразных этнических компонентов, вносивших свой вклад в формирование генофонда, этнопсихологии, религиозности, социальности и т. д., — компонентов, не изменявших, однако, до сих пор природу единого «государственного стержня» русско-великоросского сознания и истории. Ныне значение краеугольного камня при строительстве новых этногосударств приобретает термин «коренная нация». Обычно имеется в виду, как полагают, исконное, а в реальности — имеющее приличную древность пребывание данного этноса на данной территории. Историки знают, сколь зыбким во многих случаях является этот принцип, когда он становится главным, и сколько крови уже было пролито во имя его.