Джордж Адамс - Европа в эпоху Средневековья. Десять столетий от падения Рима до религиозных войн. 500—1500 гг.

Еще один специфический продукт римской политической системы отличался такой же продолжительной жизнью и почти таким же широким влиянием — императорская власть. Из демократической республики, где само имя царя вызывало ярую ненависть, в силу необходимости, неизбежно возникающей в процессе управления огромной империей, сформировался настоящий деспотизм, но нового типа, в новых формах и под новым именем, хотя граждане утверждали, что прежняя республика продолжает существовать, как прежде, и это само по себе является одним из самых убедительных примеров способности римлян к созданию институтов [37] Ровно противоположный процесс — превращение монархии в республику при сохранении монархических форм, — такова институциональная способность англосаксов. . Его интенсивная централизация на несколько поколений замедлила падение Рима; его истинное величие и священные обряды глубоко впечатлили германских захватчиков, что стало одной из самых веских причин, приведших к возникновению папства и давших ему образец для действий почти во всех областях его деятельности, абсолютизм современной Европы в значительной степени определялся им, и даже современные формы слова «цезарь» — кайзер и царь — в правительствах аналогичного типа, несмотря на все их различия в деталях, доказывают силу и постоянство его влияния даже в тех регионах, над которыми Рим никогда не имел прямого контроля. Ниже нам придется уделить некоторое внимание мощному консервирующему действию двух идей, которые стали ассоциироваться с этим правительством, — тому, что ему провидением было назначено объять весь мир и существовать до тех пор, пока существует мир.

Этих случаев может быть достаточно для иллюстрации, но это отнюдь не единственные примеры долговечного характера политических достижений Рима, о которых мы могли бы упомянуть. Политический лексикон свидетельствует о его долговечности так же ясно, как научный лексикон — о влиянии арабов, и в нашей работе мы еще встретим множество подобных свидетельств.

Итак, мы рассмотрели вклад Древнего мира в цивилизацию. От Греции — непревзойденная литература и искусство, основы философии и науки. От Рима — доведенная до наивысшего совершенства система права, образец самого эффективного абсолютизма и объединение Древнего мира в органичное целое — фундамент всей последующей истории.

Однако, заканчивая эту главу, мы должны помнить, что даже в этом общем наброске мы опустили один большой аспект цивилизации, который не можем адекватно рассмотреть ни здесь, ни где-либо еще. Это то, что можно назвать хозяйственным и механическим аспектом. От древних к Средним векам перешли большие успехи в этой области. Знание искусства механики, приобретенный опыт и изобретения; методы земледелия и судоходства; организация торговли и коммерции, не полностью исчезнувшая; накопление капитала; расчистка и мелиорация земли, дома, дороги и мосты, многие из которых использовались на протяжении всего Средневековья; административные методы как общего, так и местных правительств; одним словом, всевозможные практические знания и подготовка, а также множество механических приспособлений. Экономическое влияние Римской империи во многом сказалось на значительных подвижках истории. Важные примеры включают в себя сравнительно свободную торговлю, установленную империей, состав римской виллы или фермы, начало процесса, превратившего раба в крепостного, вынужденную зависимость мелкого землевладельца от крупного. Все это вместе в каком-то смысле составляет самые первичные и фундаментальные грани цивилизации, и о них нельзя забывать, хотя, за исключением ряда случаев, которые мы отметим, они, как и большая часть политической истории, требуют отдельного, конкретного рассмотрения.

В Римскую империю пришла христианская религия, внеся свой вклад великих идей в идеи греков и римлян и в конечном счете выступив как первое из грандиозных влияний, превративших Древний мир в современный. Она появилась сразу после того, как империя была реорганизована в монархию. Численно христианство возрастало очень медленно в течение следующих нескольких поколений, в то время как империя еще оставалась сильной и совершенствовала свою организацию; по мере приближения упадка римской мощи оно начало распространяться все быстрее и к середине IV столетия, накануне германского завоевания, превратилось в господствующую религию, может, не по численности, но определенно по влиянию, энергии и реальному контролю над обществом.

По крайней мере, в те времена, когда эта новая вера начинала свое восхождение, ее прогресс замедлялся в силу определенных характерных для нее черт. Ее сторонники были малочисленны. Они происходили из низших слоев общества, ремесленников и рабов, и в большей степени это были женщины, а не мужчины, поэтому христианство почти не привлекало тех, кто обладал положением и влиянием. Его миссионерами, кроме того, были евреи — беспокойный народ, не желающий ассимиляции, столь же презираемый и ненавидимый римскими язычниками, как и средневековыми христианами. Поэтому там, где христианство привлекало хоть какое-то внимание, его, по всей видимости, считали некой мятежной группировкой евреев, обезумевших из-за какого-то невразумительного пункта своих народных суеверий — сектой-изгоем народа-изгоя.

Кроме того, христианству присуще то постоянное качество, что по меньшей мере многие его внешние черты в ту или иную конкретную эпоху — принципы поведения, на которых оно настаивает упорнее всего, — определяются, а можно даже сказать, выбираются, в зависимости от характера тех величайших зол, с которыми на тот момент ему приходилось бороться особенно яростно. В первый век его главным врагом, которого оно должно было победить, было язычество. Христианство учило другим важным истинам и преодолевало другие пороки, но одним смертельным противником, чью полную власть над обществом нужно было разрушить в первую очередь, было многобожие. Этот разительный контраст между новой религией и господствующим язычеством неизбежно приводил к строгости учения и практики монотеистической доктрины, которую языческому обществу было трудно постичь и которая поставила христианство в невыгодное положение в соперничестве с другими многочисленными восточными религиями, распространившимися в то время по Римской империи, поскольку римскому наблюдателю оно казалось не более чем очередным верованием из этого общего разряда.

Эти другие религии говорили римлянам: продолжайте поклоняться собственным богам, поклоняйтесь стольким богам, скольким хотите, только примите вдобавок еще и этого; ваши боги хороши, но мы предлагаем вам кое-что получше в каком-то конкретном смысле, некое более совершенное утверждение общей истины, примите и его тоже. Христианство же говорит: нет, все эти учения ложны, всякое идолопоклонство — смертный грех, вы должны отказаться от всех этих учений и принять только наше как единственно истинную и исключительную веру. И такого учения христиане придерживались в своей повседневной жизни, и зачастую оно касалось даже таких мелочей, как пища, которую следовало есть, и профессии, которыми следовало заниматься. Это было требование совершенно новое и непостижимое для обычного языческого разума, воспитанного в идеях неограниченного пантеона, хотя тенденцию к монотеизму и можно найти в самой развитой религиозной мысли того времени. Неудивительно, что решимость христианина скорее пойти на смерть, чем выполнить простейший обряд языческого богослужения, казалась римлянам самой упрямой и безумной глупостью. Иными словами, нужно было полностью перевернуть исконно присущие древнему разуму взгляды на вопросы религии, прежде чем новая вера смогла бы выполнить столь трудную задачу, не вполне завершенную в ту эпоху, что мы увидим ниже, когда приступим к рассмотрению того, как трансформировались христианские идеи в результате этой борьбы.