Джордж Адамс - Европа в эпоху Средневековья. Десять столетий от падения Рима до религиозных войн. 500—1500 гг.

Когда мы обращаемся к свершениям Рима, нас поражает контраст между ним и Грецией. Возникает впечатление, что у каждого народа Древнего мира была своя особая сфера приложения способностей, и, работая в ней, он уже не мог выйти за ее границы. Во всяком случае, Рим был силен там, где Греция была слаба, и слаб там, в чем сильна Греция. Он трудился в области политики и права и почти не затрагивал художественной и интеллектуальной сфер. Конечно, мы не могли бы позволить себе остаться без латинской литературы. В некоторых своих аспектах — лирической поэзии, сатире и истории, например, она явно относится к высокому разряду. Она подарила нам прекрасные образцы красоты и блеска, и, вероятно, всегда найдется тот, кто считает их важнейшими качествами литературы, как всегда найдется тот, кто ставит Поупа [14] Поуп Александр (1688–1744) — английский поэт XVIII в., один из крупнейших писателей британского классицизма. ( Примеч. ред.) в ряд величайших поэтов. Но по сравнению с греческой латинская литература не обладает ни оригинальностью, ни глубиной, ни силой. Сами древние в большей или меньшей степени сознавали этот контраст, и хотя латинская литература пронизана влиянием греческой мысли, едва ли можно отыскать хоть один пример вплоть до самых последних дней греческой литературы, когда бы у греческого автора чувствовалось осознание хотя бы самого существования латинской литературы.

То же можно сказать и о римских искусстве и науке, хотя, пожалуй, римская философия лучше всего демонстрирует контраст между двумя народами. У Рима не существовало своей оригинальной философии. Римляне просто осмысливали в других формах те результаты, которых достигли греки. Наглядный пример — тот род эклектического философствования, столь знакомый нам по сочинениям Цицерона, риторическая популяризация того, что казалось ему наилучшим в греческой мысли, без каких-либо собственных суждений, в лучшем случае не более чем сочувственные комментарии или парафразы. Это различие между двумя народами еще более отчетливо проявилось в той форме греческой философии, которую римляне культивировали с особенной любовью и в которой они произвели на свет двух столь прославленных мыслителей, как Сенека и Марк Аврелий. Их привлекал напряженно этический характер стоицизма, идеал сильной мужественности и его принципы, естественно применимые к обстоятельствам, в которых культурный римлянин оказался в условиях ранней империи. И именно с этой чисто практической стороны римляне культивировали стоицизм. Они искренне восхваляли добродетель, наставляли себя и других людей в правильном образе жизни, пытались превратить его в миссионерскую философию и обратить его руководство и поддержку на помощь людям в целом, превращали его абстрактные формулы в конкретные нормы права, но не развивали его как науку или философию. Вся римская мысль имела практический характер, а отнюдь не эстетический или умозрительный.

И именно в этой практической стороне римский ум нашел свою миссию. Великий труд, который совершил Рим для мира, был политическим и законодательным. Как бы высоко мы ни ценили Грецию за ее литературу, мы должны столь же высоко оценить Рим за то, что сотворил его гений в области управления. Если верно то, как иногда говорят, что за всю историю не возникло литературы, которая могла бы соперничать с греческой, не считая английской, то, пожалуй, еще более верно, что англосаксонский народ — единственный, который можно поставить рядом с римским по его творческой мощи в области права и политики. Следует довольно подробно рассмотреть ту работу, которую проделал Рим в этой сфере, поскольку Римская империя — это основополагающий факт всей современной цивилизации, или, точнее, внешняя структура всей последующей истории.

Возможность оказывать такое важное политическое влияние Рим получил, разумеется, как итог своих военных успехов и обширных завоеваний; но сами по себе они ни в коей мере не являются свидетельством его правящего гения. Это была возможность, которую никто, кроме великого политического народа, не мог бы создать или использовать для каких-либо добрых целей, когда она ему представилась. Римские завоевания были не просто военной оккупацией. После одного или двух поколений народы, которые упорнее всего сопротивлялись его наступлению, становились римлянами, по крайней мере те из них, кто уже не обладал не менее развитой цивилизацией, чем римская. С самого начала своего продвижения, поглощая мелкие соперничающие города-государства, окружавшие его в Италии, Рим относился к своим подданным как к друзьям, а не как к побежденным врагам. Он разрешал им максимальную местную независимость и свободу самоуправления, какая была возможна при строгом его контроле над всеми общими вопросами. Рим не вмешивался в местные предрассудки и верования, если они не вредили общему благу.

Он знал, как внушить своим подданным, что его интересы совпадают с их интересами и что их наибольшая выгода лежит в укреплении его власти, как это, на свою беду, обнаружил Ганнибал [15] Ганнибал (247–183 до н. э.) — карфагенский полководец, один из величайших полководцев и государственных деятелей древности, был заклятым врагом Римской республики. Военный историк Теодор Айро Додж назвал Ганнибала «отцом стратегии», так как его враги, римляне, заимствовали у него некоторые элементы его стратегии. (Примеч. ред.) , открывший путь к продвижению и успеху в тесных рамках государств для честолюбивых духом людей во всех провинциях. Уместно здесь вспомнить и о немаловажной деятельности в то время доверенного лица Цезаря испанца Бальба [16] Б а л ь б-старший Луций Корнелий (I в. до н. э.) — римский политический деятель, консул-суффект 40 г. до н. э. ( Примеч. ред.) , фактически ставшего правителем Рима.

Рим не предпринимал сознательных попыток романизировать жителей провинций и не прибегал к насильственным методам для превращения их в общий народ; однако разумными доводами, своим постоянным присутствием и положительными результатами он полностью убедил их в превосходстве своей цивилизации над их. Он всецело привлек их на свою сторону благодаря миру и доброму порядку, который установил повсюду, благодаря решительным преимуществам общего языка, общего права, общих торговых соглашений, благодаря единообразному денежному обращению, значительно усовершенствованным средствам сообщения и, отнюдь не в последнюю очередь, одинаковым отношением к представителям каждого народа. Литература дает нам множество доказательств той любви, которой пользовалось римское правление. Мы, конечно, не утверждаем, что столь благое правительство не имело своих исключений, и с течением времени оно постепенно выродилось в дурное правительство, и задача по поглощению непрерывного потока все новых варваров оказалась слишком тяжела для истощенной империи. Но даже там, где правление Рима было наименее благоприятным для его подданных, оно до последнего века было намного лучше предшествовавших ему условий, и процесс романизации завершился еще до того, как оно где-либо превратилось в серьезное зло.