Шарль Пти-Дютайи - Франция и Англия X-XIII веков. Становление монархии

Единственный случай, когда Людовик VI мог действительно выступить как настоящий король Франции, окруженный своими баронами пред угрозой вражеского нашествия, представился очень ненадолго. Но о нем все-таки следует вспомнить. В 1124 г. король Германии Генрих V, раздраженный поддержкой, которую Людовик VI оказал папе, вообразил, что нашел случай отомстить ему за это. Он потребовал от Людовика VI, который вел войну с Тибо, графом Блуа, чтобы он помирился со своим вассалом. По словам одного английского повествователя Вальтера Мапа, Людовик VI на это ответил: «Ишь ты, немец!» Но немец собрал свое феодальное войско (ost) и объявил, что разрушит Реймс. Тогда король отправился в Сен-Дени, взял лежащее там на алтаре знамя (oriflamme), «которое он имел право носить в качестве графа вексенского и вассала аббатства», а аббатству Сен-Дени подарил доходы ярмарки Ланди. В Реймсе вокруг него собрались все отряды, которые успели прислать духовные и светские сеньоры; сам граф Блуа подчинился феодальному правилу и доставил отряд. Генрих V учел это и не пошел дальше Меца. Конечно, король Франции имел, как сюзерен, право на выполнение в подобном случае военной повинности всеми своими вассалами, но все-таки интересно констатировать, что он мот действительно рассчитывать на это, когда королевство находилось под угрозой, и что чувство единства не исчезло совершенно. Созыв феодального войска (ost) в 1124 г. был одним из тех событий, которые показывают, что история сложнее и заключает в себе много больше того, что может познать и выразить историк.

Но это был лишь эпизод, не имевший последствий. И закончилось царствование Людовика VI подобием дипломатического триумфа, который в действительности должен был иметь гибельные последствия. После смерти герцога или графа Аквитании, Вильгельма X, его дочь и наследница Алиенора, благодаря содействию аквитанского духовенства, вышла в 1137 г. замуж за наследника престола. В том же году, 1 августа, Людовик VII сделался преемником своего: отца; на его большой печати он изображен королем в короне, со скипетром в руках, а на малой печати он — герцог, представленный в виде барона верхом на скачущей лошади. Аквитания осталась отдельным княжеством. Вскоре она потеряла свою независимость, но в пользу короля Англии. Чтобы действительно присоединить Аквитанию, королевской власти придется выполнить трудную задачу. Ей надо будет сокрушить феодалов Пуату, которое отделяет от нее Аквитанию, и изгнать из Франции англичан. Людовику VII было не под силу начинать такое дело.

Чтобы получить точное понятие о том, что представляла собой капетингская королевская власть в этот период, надо учесть ее положение по отношению к религиозной проблеме и к появлению на сцене восстановленной крупной силы, именно папства.

Сильно пострадавшая в X в. от набегов норманнов, от беспорядка и насилий этой мрачной эпохи, церковь восстановила свои материальные богатства в XI в.; пышный расцвет романской архитектуры является тому доказательством, существующим еще и до сих пор во всем почти своем великолепии. Светские сеньоры, короли, даже такие, как Филипп I, осыпали французскую церковь богатствами и привилегиями из страха перед адом. Но от своего морального крушения она едва стала оправляться в то время, когда Филипп вступал на престол.

Это зло было общим во всем христианском мире и везде происходило от одних и тех же социальных и политических причин. Исчезновение каролингской империи ничуть не вернуло церкви свободы. В Германии, начиная с Оттона Великого, она подвергалась гнету императоров. Во Франции и во всех других странах, в которых монархическая власть измельчала, светские государи — короли, герцоги и графы — навязали аббатам и в особенности епископам свою власть феодальных сюзеренов; право избрания свелось на нет благодаря представлению официальных кандидатов, и те, кто получал посох аббата или епископа, были фаворитами или родственниками государя или же купили его благосклонность. Во Франции Филипп I, по примеру своего отца Генриха I, без всякого стыда занимался симонией, и его жена Бертрада расплачивалась со своими кредиторами, продавая епископства тому, кто больше даст. Ив Шартрский в одном своем письме рассказывает, что бургейльский аббат прибыл ко двору, чтобы получить орлеанское епископство: Бертрада ему обещала его. Но, когда он явился, она отдала его другому, который надбавил цену: «И когда аббат жаловался королю на то, что его так одурачили, тот ответил: “Подождите, пока я использую этого человека, а потом потребуйте, чтобы его низложили, и тогда я исполню ваше желание”».

Следствием этого было то, что аббатства, епископства и даже архиепископства оказались большей частью в руках прелатов, которые вели себя как беспутные мелкие феодалы. Во времена Филиппа I епископом Бове был человек безграмотный и развратный: это был сын сенешаля Филиппа I; Анжеран, епископ Ланский, догматы веры обращал в темы для шутовства; Пон, аббат Сен-Медара в Суассоне, грабил свое аббатство; аббат Сен-Деви Ив подвергал пыткам тех, кто доносил о его оргиях; Маннасей, архиепископ Реймсский, был человек неотесанный, больше занимавшийся охотой и разбоем, чем священнослужением; турский архиепископ Рауль II был заведомый гомосексуалист, и молодые клирики сочиняли песенки о его отношениях к архидиакону Иоанну, которого ему удалось сделать епископом. Эти скандальные прелаты в свою очередь продавали церковные должности, которыми они могли располагать, и не помышляли, конечно, требовать от священников и монахов чистоты нравов, которой у них самих не было. Таким образом, симония и николаизм [33] Слово обозначает «свободу прелюбодеяния». распространялись сверху донизу. Самым невинным упреком, который люди благочестивые делали священникам, было то, что они женаты. Петр Дамиани в своей «Книге Гоморры» описал монастырскую содомию с точностью, которая казалась ему необходимой, чтобы искоренить порок, получивший такое всеобщее распространение [34] Классическим трудом по истории Клюни в X и XI вв. является DXCI. Участие Клюни в реформе, вызывающее очень много споров, оценено, по-видимому, с полной справедливостью в CCCLXIX, с. 374–375. .

Однако стремительное реформаторское течение, исходившее из монастырей, начало уже волновать церковный мир и оздоровлять его. Клюнийский орден, один из виновников этого перерождения, находился в полном процветании в продолжение царствования Филиппа I; основывались и другие, очень строгие ордена: например, орден Сито (в 1074 г.), который впоследствии будет прославлен святым Бернардом. Монастырский порядок, основанный на совместной жизни и на строгом уставе, проникал и в среду белого духовенства: оно группировалось в капитулы (collegiales), подчинялось в соборах коллективному строго регламентированному существованию. Наконец, начиная с понтификатов Льва IX (с 1049 по 1054 г.) и в особенности Григория VII (1073–1085 гг.), папский престол, воспрянувший из состояния упадка, в котором мы его видели во времена Гуго Капета, берет на себя руководство этой религиозной революцией. Папы решают, и не без основания, что вмешательство светских людей в назначение епископов является главным корнем зла и что совершенно недопустимо, чтобы избранного в епископы «инвестировал» какой-нибудь государь; и вот начинается «спор из-за инвеституры».