Эрнест Лависс - Франция в XI – начале XIII века. Общество. Власть. Культура

Отличительным признаком коалиции 1214 г., организованной Иоанном Безземельным, было то, что она заключала в себе преимущественно высших баронов Северной Франции, Фландрии, Бельгии и Лотарингии. Это явление нетрудно понять, если вспомнить, что Филипп своей войной против Фландрского графства (1213) должен был сильно встревожить местных феодалов, пользовавшихся, благодаря своему положению на границе Франции и империи, почти полной независимостью. С другой стороны, быстрый рост королевской власти Капетингов значительно изменил взаимное положение сил в христианском мире; возникновение новой державы грозило всемогуществу Германской империи, на официальном языке которой Французское и Английское королевства назывались провинциями, а их государи — царьками. Поэтому в 1214 г. на помощь врагам Филиппа Августа явились часть немецких феодалов под предводительством Оттона Брауншвейгского.

Блестящая победа, одержанная французским королем в сражении при Бувине (27 июля 1214 г.), в котором коммунальные ополчения, конечно, не играли той преобладающей роли, какую приписывают им историки, была последним и важнейшим эпизодом борьбы, предпринятой Филиппом Августом против анжуйского дома; она закрепила и санкционировала завоевания французского короля, который с 1214 г. окончательно становится владыкой Нормандии, Турени, Анжу, Мена и Пуату. Всенародный энтузиазм, вызванный во всей капетингской Франции известием об этой великой победе, свидетельствует о том, что монархическая идея и династия, являвшаяся ее носительницей, сделали огромные успехи.

Король и крестовый поход против альбигойцев.В то время как король сражался при Бувине, Симон де Монфор и его крестоносцы, сами того не зная, служили ему своим оружием в Южной Франции Разрушение Тулузского графства крестоносцами отдало в руки французского короля значительную часть Лангедока.

Филипп Август принимал в этом крупном событии только слабое косвенное участие. Благоразумие, обнаруженное им в этом деле, и сопротивление, которое он все время оказывал увещаниям папы, свидетельствуют о его глубокой политической проницательности. Вполне разделяя предрассудки своих современников относительно еретиков, Филипп, тем не менее, по крайней мере вначале, не одобрял мысли о крестовом походе и всегда умел находить превосходные предлоги, чтобы уклониться от участия в нем. Когда в 1208 г. был убит папский легат Петр де Кастельно, курия сделала новую попытку уговорить французского короля. Папа написал ему собственноручное письмо, в котором извещал его об этом святотатственном убийстве. Но король обещал свою поддержку только условно, поставив ее в зависимость от разрешения наложить сбор на духовенство; мало того, опираясь на феодальные обычаи, он оспаривал у всемогущего Иннокентия III право распоряжаться владениями графа Тулузского, своего вассала, объявленного еретиком.

Тем не менее, ввиду господствовавшего тогда взгляда на альбигойцев и ввиду настоятельной необходимости для Филиппа жить в мире с курией, он не мог оставаться вполне безучастным к событиям, происходившим на юге. В 1213 г. наследный принц Людовик торжественно принял крест против еретиков; но только в 1215 г. отец позволил ему исполнить свой обет. После битвы при Мюре (1213) дело графа Тулузского казалось окончательно потерянным; Латеранский собор отдал его земли Симону де Монфору, после чего последний отправился в Париж принести за них вассальную клятву своему сюзерену, королю. Без сомнения, в эту минуту у Филиппа должна была явиться надежда, что гибель тулузского дома когда-нибудь окажется полезной для французской короны. Вмешательство наследного принца выразилось только в помощи, оказанной им Симону де Монфору при разрушении лангедокских крепостей и при занятии Тулузы, которую крестоносцы обратили в открытый город.

Когда Симон, желая вернуть Тулузу, которую заставило его покинуть вспыхнувшее в Южной Франции восстание в пользу графа Раймонда, был убит камнем во время штурма (1218), то французский король позволил своему сыну вторично предпринять поход против альбигойцев (1219). Лично он снова дал отпор увещаниям папского легата, который приглашал его заняться этим делом. Какая надобность была ему вмешиваться? В 1222 г. случилось то, чего следовало ожидать. Преемник Симона де Монфора, Амори, будучи не в состоянии собственными силами нести бремя войны, которой не предвиделось конца, задумал передать свои права и земли французскому королю. Эта передача не могла состояться при жизни Филиппа; но после его смерти, последовавшей 23 июля 1223 г., Амори де Монфор окончательно решил передать Тулузское графство французской короне и в 1224 г. осуществил это намерение. Людовик VIII, усердно поддерживаемый южным духовенством, которое вручает Лангедок этому «христианнейшему» королю, как епископы VI в. передали Южную Францию православному Хлодвигу, тотчас по своем восшествии на престол, идя навстречу настояниям папы, вступает во владение этими богатыми землями, которые договором в Мо навсегда закрепляются за французской короной.

Так были достигнуты оба великих политических результата царствования Филиппа Августа: во-первых, обширная феодальная группа, образованная анжуйским домом и охватывавшая всю Западную Францию, перестала существовать; во-вторых, Лангедок наконец перешел под власть северного короля. Пользуясь бесповоротной гибелью тулузского дома, Капетинги впервые поставили ногу на территорию Лангедока. Они уже не выйдут с нее.

Развитие королевской власти.Естественным последствием завоеваний Филиппа Августа было развитие морального и политического авторитета, присущего званию короля. Униженное и смирившееся феодальное сословие стремилось только к тому, чтобы получать жалование от победителя и сражаться под его знаменами. Само духовенство не решалось более брать королевскую власть под свою опеку. Филипп Август, верный традициям Людовика Толстого, не щадил своих епископов и заставлял их являться перед королевским судом, участвовать в покрытии военных расходов и даже служить в своих армиях. Он старался также давать отпор, насколько это позволяли чувства и идеи той эпохи, вмешательству иноземной церковной власти, то есть пап и папских легатов. Конечно, его борьба со всемогущим Иннокентием III не всегда была для него удачна. Ему не раз приходилось уступать, но он всегда оставался достаточно сильным, чтобы в свою очередь принудить и папу к уступкам. В общем, его царствование представляет собой огромный шаг вперед в смысле освобождения королевской власти и развития того светского и национального духа, который в конце концов восторжествует над римской теократией и приведет к крушению политической и религиозной системы, столь прочно организованной средневековым папством.