Дмитрий Мачинский - Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 2

Краткая, но адекватная характеристика дана Г. С. Лебедевым населению этого района и в другой работе: «Южное Приладожье в летописную эпоху, видимо, занимали в западной [восточной, описка Г. С. Лебедева. – Д. М .] части (междуречье Сяси – Паши – Ояти) засвидетельствованные отечественными и иноземными письменными источниками „колбяги“, таинственный плод финноскандинавского синтеза [Мачинский 1989]» (Лебедев 2001: 32). Год статьи в ссылке Г. С. Лебедева указан неточно, правильно – [Мачинский 1988].

Такой работы в действительности нет – хотя есть статья, у которой лишь название претендует на рассмотрение этого вопроса (Назаренко 1979).

За исключением сопок на Сяси, перекликающихся с сопками «руси» Поволховья, и одновременного им городища у с. Городище (750–930-е гг.), убедительно отождествленного с Алаборгом/Алуборгом скандинавских саг и упоминающегося в них в паре с Альдейгьей/Ладогой . К слову, Алаборг , наряду с «погостом в Колбегах», – второй древний скандинавский топоним в бассейне Сяси, существовавший на территории и, частично, в хронологических границах приладожской курганной культуры (о соотношении «погоста в Колбегах» с этой культурой см. в соответствующем месте настоящей статьи).

Базовая работа о колбягах 1988 г. опубликована в этом томе, см. выше.

Munch 1875: 437–444; Miklosich 1887; Брим 1929; Рыдзевская 1930; Briem 1929; Vasmer 1929; Stender-Petersen 1933; Ekblom 1933.

Современное шведское kolv имеет следующие значения: «приклад ружья; поршень; баллон, колба; початок» (Миланова 1998: 297а).

Вот некоторые примеры: средненижненемецкое kolve и нидерландское kolf , древневерхненемецкое kolbo и немецкое keule , шведское klubba и английское club – все со значением «дубина».

Ср., например, независимое развитие удинского (один из языков севернокавказской семьи) слова (иранизма) k:ördi «меч» > «копьё» (Климов, Халилов 2003: 150) при праиранском *karda – «боевой нож, меч».

Для третьего меча типа B по А. Н. Кирпичникову, хранящегося в Киевском историческом музее, место находки неизвестно.

Нелишне еще раз напомнить читателю важнейшее правило толкования топонимического материала: наличие определенного топонимического пласта на какой-либо территории так или иначе говорит в пользу присутствия здесь носителей соответствующих этому пласту языков – а вот отсутствие такого пласта об отсутствии носителей соответствующих языков не говорит.

Сложение русской государственности в контексте раннесредневековой истории Старого Света: Материалы Международной конференции, состоявшейся 14–18 мая 2007 г. в Государственном Эрмитаже. (Труды Государственного Эрмитажа. [Т.] XLIX.) СПб.: Издательство Государственного Эрмитажа, 2009. С. 460–538.

Под «Древней Русью» здесь подразумеваются русские государственные образования 988–1252 гг. Русские раннегосударственные образования середины VIII в. – 988 г. я именую «русскими протогосударствами».

Участки на калибровочной кривой, когда конвенциональный радиоуглеродный возраст почти совсем не растет с увеличением календарного возраста в продолжении 2,5–4 столетий.

Как в это время обстоят дела в Новом Свете (Америке), мне пока неясно.

Термин «Евразия» я здесь и далее употребляю в его первичном географическом значении – как название суперконтинента, объединяющего две неразрывно слитые части света – Европу и Азию. То, что «евразийцы» 1920–1930-х гг. и некоторые их современные эпигоны (историки и политики) называют Евразией во вторич-ном смысле (территория, почти совпадающая с пределами Российской империи), я в соответствии с античной традицией обозначаю словом «Скифия».

Также в ряде случаев радикальные изменения климата (например, похолодания, фиксируемые льдами Гренландии) возникают не после начала космо-солярно-магнитных изменений, а предшествуют им. Так, «малый ледниковый период» 1300–1850 гг. начинается раньше эпохи космо-солярно-магнитных изменений 1500/1600–1950 гг.

Приведу цитаты из одной ныне подзабытой статьи, посвященной синхронизации и проверке взаимных сопряжений кривых роста годичных колец деревьев из культурного слоя Новгорода, с одной стороны, и из конструкций новгородских церквей с известными датами строительства – с другой. Синхронизация велась от поздних построек к ранним. Вот каковы результаты проверки шкалы Неревского раскопа: «Первый этап работ с кривыми XIII–XV вв. выявил полную корректность всех выполненных ранее сопряжений, однако по мере продвижения вглубь на границе XII–XIII вв. мы начали сталкиваться со сбоями, число которых возрастало по мере удаления за пределы середины XII в.»; «Так, для 14 сопряжений кривых дерева построек XI–XII вв. для 50 % имелись сбои от нескольких колец до нескольких десятков их <���…> Работа по устранению всех выявленных несоответствий продолжается, чему способствует привлечение новых материалов X–XII вв. Несомненно, в будущем эти отрезки шкалы будут полностью откорректированы». Проверка сопряжений на Троицком раскопе резюмируется так: «Мы не беремся комментировать те коррективы, которые имели место, ибо это тема самостоятельного исследования с детальной разработкой и привлечением данных стратиграфии» (Урьева, Черных 1995: 106–114). Ясно, что и на Троицком не всё в порядке. Мне не известны специальные исследования, продолжившие намеченную в цитированной работе важнейшую тему. Через какой-то срок после написания статьи А. Ф. Урьева уехала за рубеж, и прозвучавшие тревожные сигналы как-то заглохли.

Некоторые попытки возражений А. А. Гиппиуса несколько обесценены преимущественной направленностью полемики против того, что я и не утверждал (Гиппиус 2007), посему не вижу смысла перегружать и так перенасыщенную статью малопродуктивной дискуссией и откладываю ее на будущее.

Позорная книга А. Толочко (2005), в которой с помощью ряда передержек и неточностей неподготовленному читателю внушается, что В. Н. Татищев был мастером подлога и мистификации, сама по себе является подлогом. Если в ближайшее время никто из российских ученых не даст развернутого анализа и опровержения основных выводов этого опуса, то придется это сделать мне, опираясь на консультации петербургских русистов-источниковедов.

Даже современные балтийские языки (особенно литовский) превосходят все другие индоевропейские языки особой близостью к реконструируемому исходному индоевропейскому состоянию (Топоров 2006: 14–16).