Сергей Холодов - История ОБХСС и экономическая преступность в России в ХХ веке

Прошло время — и в этом сложном деле легенды плотно переплелись с фактами, а факты — с различными трактовками. Вот и Николай Иванов удалился в воспоминания: «Нашу с Гдляном работу часто связывают с печально известными "хлопковыми делами" к которым мы никакого отношения не имели, Расследованиями по ним занимались следователи из Узбекистана, которые привлекли к ответственности около 30 тысяч человек низшего и среднего звена, что дало повод говорить о геноциде узбекского народа. Мы же за шесть лет следствия привлекли к ответственности и арестовали всего 62 партийных и прочих деятеля. Мы занимались тем, чем сегодня фактически никто не занимается: коррупцией в высших эшелонах власти. Уровень привлекаемых ныне лиц ограничивается самое большее губернаторами. Смысл же нашей работы был таков: недосягаемых быть не должно. Вот почему любое упоминание об успешных расследованиях прошлых лет на фоне нынешнего вырождения прокуратуры сейчас не к месту. И мне понятны мотивы тех, кто и поныне отзывается о нас с Тельманом Хореновичем в негативном плане. Значит, зацепили, не зря работали.

Масштабы хищений и коррупции в Узбекистане нас потрясли, в них были вовлечены миллионы людей. Уголовный закон в подобных ситуациях бессилен, тут нужны политические решения. Такие, как объявление амнистии на территории республики, — с этим предложением мы и обратились к своему начальству. Но от нас отмахнулись и рекомендовали действовать, как по "хлопковым делам", по которым к уголовной ответственности привлекали тысячи "стрелочников". Но этот путь нам казался несправедливым и даже аморальным. Мы решили привлекать к ответственности лишь организаторов преступлений — партийных и советских руководителей, министров, генералов, а взяткодателей, ставших их жертвами, тысячами освобождали от наказания. Этой линии мы придерживались все годы расследования, за что нас и поныне не жалуют коррупционеры.

На 1984 год наметились очередные кандидатуры: первый секретарь Бухарского обкома партии Каримов и министр внутренних дел Узбекистана Эргашев. Однако как только начальство узнало, в каком направлении мы собираемся разворачивать дело, как услышали окрик заместителя Генпрокурора СССР Сороки: такого уровня руководителей еще не трогали. И тогда пришлось пойти на нарушение служебной субординации: мы перестали докладывать наверх о новых криминальных эпизодах, которые выявляли в отношении этих лиц. И лишь когда проделывали всю работу, предъявляли начальству факты об огромных взятках и требовали санкцию на арест.

Дело дошло до Черненко, сменившего на посту генсека Андропова, и добро на привлечение к ответственности узбекских руководителей мы получили. Но при этом были опасения: мы могли этих людей потерять. Многим в таких случаях нашептывали, что им лучше уйти из жизни. И этим породили серию самоубийств. То, что произошло с министром МВД Щелоковым. С Каримовым обошлось — его мы взяли живым. А Эргашева не уберегли — он застрелился.

Мотивы этого и других самоубийств были очень простые: по закону со смертью прекращается уголовное преследование лица. А значит, все богатства, которые он нагреб, остаются семье. Удобно: вроде бы имя сохранил — соучастников не назвал и все миллионы родным оставил. Эта порочная схема была отработана до совершенства. Но мы ее сломали, как только всем фигурантам дали понять: уход из жизни не позволит сохранить преступные ценности и освободить родственников-соучастников от уголовной ответственности. В итоге многим удалось сохранить жизнь — самоубийства тут же прекратились.

Если говорить о масштабе изъятий, которые мы проводили, вспоминаю молочные фляги и бидоны, набитые ювелирными украшениями, золотыми монетами, извлекаемые из гаражей, подвалов, огородов. Многое закупалось партиями. Кстати, тут нам опять пришлось применять ноу-хау. По закону каждую изъятую вещь мы должны были на месте описать и взвесить, на что потребовалось бы несколько недель. Поэтому мы опечатывали эти бидоны, помещали в сейф с двумя ключами: один был у меня, другой у сотрудника КГБ. И потом в спокойной обстановке производили осмотр. Вообще учет и контроль были очень строгими. А когда громили "кремлевское дело", наши обвинители заявили о недостаче. Но из того фокуса ничего не вышло — все золотые монеты, кольца, браслеты, деньги находились в Гохране и Госбанке, куда мы их сдавали по описи».

Вот такая хроника. Любопытно, что на I Съезде народных депутатов Гдлян и Иванов не смогли представить никаких доказательств по мифическому «кремлевскому делу», оказавшись способными лишь на очередную митинговую риторику. Недаром новая комиссия, на сей раз Верховного Совета, образованная на Съезде народных депутатов СССР под председательством Роя Медведева, вынуждена была осудить действия Гдляна и Иванова, и рекомендовала уволить их из органов прокуратуры.

А миллионам советских людей запомнилось другое. Громкое высказывание Гдляна: «Это не Узбекское дело, это кремлевское дело!». Он умело переводил разговор в злободневную политическую плоскость… О политической подоплеке красноречиво свидетельствовал и образ одного из главных фигурантов разоблачений — Юрия Чурбанова.

Юрий Чурбанов начинал в райкоме комсомола. Служил инструктором в политотделе главного управления мест заключения МВД РСФСР. В ЦК комсомола заведовал сектором по работе с подростками в отделе пропаганды. Когда Чурбанов женился на Галине Брежневой, он был всего лишь подполковником и заместителем начальника политотдела мест заключения МВД СССР. Их познакомил сын министра внутренних дел Щёлокова, Игорь. В ту пору Чурбанов был женат. Ради брака с Галиной Леонидовной ушел от жены, оставил сына. Молодожены получили квартиру на улице Щусева, им построили дачу. Карьера зятя генерального секретаря стремительно пошла вверх. Чурбанова сразу произвели в полковники и назначили заместителем начальника политуправления внутренних войск. Через три года после свадьбы он стал начальником политуправления, получил генеральские погоны и орден Красной звезды. Ну, а потом стал генерал-полковником, первым заместителем министра внутренних дел и членов ревизионной комиссии ЦК КПСС. О его служебных качествах говорят каждое. С одной стороны — профессионал, далеко не выскочка. С другой — от близости к генеральному голова его, видимо, малость закружилась. Тем больнее было падать после смерти тестя.

Уже в середине 1985 года Чурбанова перевели из первых замов министра на декоративную должность начальника главного управления внутренних войск по военно-научной работе. А затем отправили на пенсию. Но это была лишь прелюдия. Вскоре его арестовали по всё тому же «узбекскому делу». Он получил двенадцать лет колонии усиленного режима и отправился в места не столь отдаленные. Других, куда более крупных сановников, действительно определявших судьбу страны, миновала чаша сия. Отделались потерей должности и партбилета, быстро ставшего ненужным. Отчего же именно Юрий Чурбанов был избран на роль «козла отпущения»? В чем была его вина?