Райнхард Виттрам - История прибалтийских народов. От подданных Ливонского ордена до независимых государств

Конфискация проводилась жестко и часто напоминала произвол, а иногда у владельца к тому же образовывались еще и долги. При этом взяточничество чиновников способствовало усилению и без того постоянно возникавших неточностей в имущественных отношениях. Правда, Эстляндия, на которую конфискация тоже распространялась, пострадала не так сильно, как Лифляндия, поскольку в ней те земельные наделы, которые образовались еще в орденские времена, сохранились гораздо больше. Однако здесь тоже имелось немало крупных земельных владений, полученных в дар от шведской короны. В 1688 году из каждых ста владений 37 были уменьшены или намечены к уменьшению. В 1690-х же годах объем конфискованных земель, похоже, увеличился еще больше.

Лифляндское дворянство, которое ощущало себя ущемленным как в материальном, так и в правовом отношении, неоднократно обращалось к королю с прошениями и официальными представлениями. Его предводителем вначале являлся сын ландрата Оттона фон Менгдена, получившего в 1653 году баронский титул Шведского королевства, ландрат Густав фон Менгден, выдвинувший на ландтаге 1681 года лозунг «Никаких переговоров со шведами!». При этом он напомнил, что в Юнгбю король поклялся соблюдать привилегии и не осуществлять конфискацию, заявив: «После этого все будет опираться на твердый фундамент, и никто не вправе уклоняться от договоренностей, даже если ценой будет служить жизнь или смерть, поскольку Бог и король всегда держат свое слово». Причем для спасения принципа самостоятельности Менгден предпочитал, чтобы ландтаг пошел навстречу королю, вместо того чтобы дожидаться решения шведского ригстага.

Менгден являлся личностью, щедро одаренной природой. Он проявил себя и как солдат, и как поэт, и как композитор духовных песен. Это был насмешник и человек твердого характера одновременно, который пользовался таким же непререкаемым авторитетом, что и его отец. С его портрета, сделанного жившим в то время художником, на нас смотрит закованный в латы воин с некрасивым, но одухотворенным лицом с характерно выступающим вперед подбородком и пронизывающим взглядом. Он умер в декабре 1688 года незадолго до катастрофы.

Прошения ничего не дали, и ожидать чего-либо на этом пути было бесполезно. В июне 1686 года в лице нового генерал-губернатора, поднявшегося на королевской службе эстляндца Иоганна Якоба Хастфера, мать которого приходилась дочерью эстляндскому предводителю дворянства Энгельбрехту Менгдену, король нашел ловкого и решительного проводника монархического абсолютизма.

Многое говорит о том, что в феврале 1690 года дворянство решило сменить курс, перенеся волнующий ее вопрос в область политики. Поводом для этого послужило требование короля подтвердить земельное законодательство, для чего необходимо было прислать в Стокгольм двух депутатов. Выполняя королевский приказ, дворянство наряду с ландратом Будбергом вторым посланцем избрало капитана от инфантерии Иоганна Рейнгольда фон Паткуля, добившегося всего за три с половиной года огромного влияния в своем сословии.

Паткуль явился для Лифляндии исторически важной личностью. Родившись в 1660 году в Стокгольме в семье лифляндского ландрата из древнего дворянского рода, сидевшего в то время в тюрьме по незаслуженному обвинению в измене, но вскоре помилованного, Иоганн Рейнгольд фон Паткуль получил прекрасное духовное образование знатного дворянина. В дальнейшем он продолжил обучение в Кильском университете и во время своих путешествий в дальние страны. После возвращения в Лифляндию Иоганн несколько лет провел в тяжбах за свои владения, не забывая и о честолюбивых помыслах. В 27 лет в Риге его произвели в шведские офицеры, а на ландтаге в феврале 1690 года он проходил уже в качестве кандидата на должность ландмаршала. Однако, несмотря на уговоры ландратов, Паткуль снял свою кандидатуру с выборов.

Тем не менее свое избрание в качестве посланца он принял и в октябре 1690 года отправился в Стокгольм. С того самого момента судьба открыла перед ним дорогу на политическом поприще, путь, на котором Паткуль приобрел много новых друзей и врагов.

Переговоры Паткуля в Швеции, длившиеся более года, касались главным образом правовых отношений Лифляндии со Шведской империей и юридических вопросов, связанных с прибалтийскими исками. При этом до сих пор остается неясным, что было более продуктивным – его личные встречи с королем или официальные переговоры? Как бы то ни было, по возвращении в Лифляндию на мартовском ландтаге 1692 года он доложил, что успеха они не принесли.

На основании выданных ландтагом полномочий Паткуль составил на имя короля новое прошение, в котором не только наглядно излагалось описание бедственного положения, в каком оказалась Лифляндия, но содержались скрытые угрозы. Подписанное ландратами и ландмаршалом, оно было передано королю и одновременно распространено в крае, что позднее подверглось особенному порицанию.

Генерал-губернатор Хастфер предпринял довольно жесткие контрмеры, закрыв в сентябре 1693 года даже заседание ландтага, который в ходе бурных дебатов поддержал прежнюю линию лифляндского дворянства. В результате ландмаршал отозвал свою подпись под прошением, а вскоре его примеру последовали и другие подписанты. Паткуля же, как автора текста петиции, и многих других его единомышленников доставили в Стокгольм и отдали под суд, на котором со всей полнотой проявилось имевшееся тогда глубокое противоречие между правовыми подходами королевского абсолютизма и независимыми сословными взглядами. Когда Паткуль понял, что его ожидает неминуемая смертная казнь, то подал просьбу о помиловании, а осознав бесперспективность своего прошения о пощаде, в октябре 1694 года спасся бегством. Приговор был вынесен через шесть недель, согласно которому Паткулю должны были отрубить правую кисть, а затем лишить его чести, жизни и имущества. Кроме того, палачу предписывалось сжечь все, что было им написано.

Остальных лифляндских подсудимых (Фитингофа, Будберга и Менгдена) приговорили к смерти, но затем помиловали, заменив казнь на тюремное заключение. После смерти короля их сразу же выпустили на свободу.

Политика Паткуля провалилась – он недооценил решимость шведских властей и переоценил волю к сопротивлению представителей своего сословия. К тому же могли сыграть свою негативную роль и некоторые его качества, которые никак не красили государственного деятеля. При всей своей бесспорной одаренности и диалектическом складе ума для него была характерна опасная самоуверенность, а его речи при их резкости отличались мстительностью и даже злорадством. Дошедшее до нас объявление о розыске, снабженное миниатюрным портретом, хорошо передает отличительные особенности его внешности: холодные и умные голубые глаза, выдающийся вперед подбородок, крепко сжатые губы и суровое выражение лица с налетом какого-то варварства.